Ревизор: возвращение в СССР 30
Шрифт:
Москва. Детский дом № 19.
Позвонив в детский дом и узнав, что директриса уехала в исполком, Женя Брагина не смогла сидеть дома.
— Женя? Что ты тут делаешь? — удивилась директор, увидев её сидящую на корточках у своего кабинета.
— Александра Мироновна, не смогла дома ждать, — виновато ответила она, поднимаясь.
— Проходи, Жень, — пригласила она её к себе в кабинет. — Присядь… Нам отказали…
— Как? — потрясённо прошептала Женя. — Но почему?
—
— Что надо сделать, Александра Мироновна? — опомнившись, вскочила она. — Мне надо на заочное перевестись? Я переведусь!
— Нет, Жень… Уже ничего не надо… Нам уже отказали.
— Но как же так? Они же должны были хоть что-то объяснить… — не хотела сдаваться Евгения.
— Детка, они ничего никому не обязаны объяснять, — поднялась и подошла к ней Александра Мироновна. — Я сама не поняла, что произошло. Нам надо прекратить сейчас наши попытки… Или этого ребёнка усыновят сейчас другие люди…
— Как это? — возмутилась Евгения. — Какие? И почему вдруг?
— Я не знаю, Жень… Этого ребёнка усыновят другие люди, если мы настойчивыми попытками сразу после отказа разозлим комиссию. Они сами тогда новых родителей малышке найдут. Лучше, давай, попытаемся подать документы ещё раз, выждав какое-то время.
— Сколько?
— Жень, я не знаю… ну хоть месяца четыре…
— А как же Лариса? — начала плакать Женя. — Что она обо мне подумает? Что мы её бросили?
— Я не знаю, что тебе сказать… Может, пройдёт время и мне удастся что-то выяснить?..
— Александра Мироновна, но почему так? — разрыдалась в голос Женя. — Это нечестно!
— Самой интересно, — задумчиво ответила директриса.
Праздничный набор в столе заказов порадовал. Тут тебе и импортный шоколад — швейцарский и бельгийский — при виде которого я вспомнил, как недавно хотел идти покупать его в «Березку», и сыр твердый французский, и икры красной и черной отечественной пять банок. А также пару кило всяких отечественных конфет.
В раздевалке перед тренировкой Миша Кузнецов рассказал, что у Брагиных какие-то проблемы, похоже, с усыновлением.
— Что за проблемы? — не понял я. — Им же там и директриса детдома помогать взялась, и какие-то её знакомые.
— Не знаю, — покачал головой друг. — С Костей час назад говорил, так он жаловался, что жена ревет, не переставая.
— Ничего себе, — удивился я. — Что там уже могло измениться?
А сам, вспомнив разговор с генералом Брагиным, подумал, не оттуда ли ноги растут? Но отогнал эти мысли. Это кем надо быть, чтоб так нервы друг другу в семье трепать?
Вернувшись домой после тренировки, постоял у машины, думая, зайти к Брагиным или не стоит? Решил не навязываться. Нужна будет помощь или просто моральная поддержка, сами придут… Уж кто-кто, а Костян знает, что может на меня рассчитывать.
Галия распаковала и подарок из СЭВ. Он ничем особо
Москва. Квартира Томилиных.
— Марин, ты у Женьки была? — поинтересовался прокурор у вернувшейся откуда-то довольно поздно жены. — Как она там?
— Не очень, — расстроено ответила она. — Ревёт. Не ест ничего…
— Ну, этого и следовало ожидать, — ответил он. — Я так понял, она уже успела прикипеть к этому ребёнку.
— Да как можно прикипеть к чужому ребёнку? — раздражённо ответила жена.
— Чужой, это когда у него свои родители есть, а тут сирота, Марин.
— Ну, не знаю…
— А тебе дочь не жалко? — заглянул он жене прямо в глаза.
— Жалко. Поэтому и уговаривала жизнь себе не ломать. Ничего, поплачет и успокоится. Люди, вон, родных детей теряют и жизнь на этом не останавливается, а тут…
Москва. Под окнами гостиницы «Мир».
— Саш, мне очень нравится Москва, — грустно глядя на Озерова, поделилась с ним Анна. — Мне будет очень жаль уезжать отсюда…
— Ну, так и не уезжай, — улыбнулся он.
— А что дальше?
— Устроим тебя к нам на фабрику, — тут же ответил он, — будешь работать с новой линией, ты её знаешь, как свои пять пальцев. Воздвиженский тебя с радостью на работу возьмёт.
— Ты так думаешь?
— Конечно.
— Но у меня здесь нет никого. Я же буду совсем одна.
— У нас люди не бывают совсем одни, даже когда очень хотят, — усмехнулся Александр. — Всем будет до тебя дело, комсомольской организации, месткому, профсоюзу. Поверь, одна ты не останешься. Всё будет хорошо…
К ним подошёл Питер, возвращавшийся с прогулки, и пожелал спокойной ночи. Он ещё что-то сказал Анне по-английски, с улыбкой глядя на них с Озеровым. Она покраснела, но когда Александр спросил её, что он сказал, отделалась общими фразами.
Утром в четверг готовился уже ехать в КГБ, как позвонила Эмма Эдуардовна и сообщила, что меня просят зайти на военную кафедру.
— Кафедра специальной подготовки, запомнишь, Паш? Запиши лучше. Спросишь майора Евдокимова Николая Андреевича.
— А что им от меня понадобилось? Мы же только с третьего курса на военной кафедре учиться начнём.
— Там не по учёбе вопрос, не пугайся.
— Понял. Хорошо, Эмма Эдуардовна.
И что это за вопрос не об учёбе от военной кафедры университета? — озадаченно подумал я, положив трубку. Вот уж простор для фантазии… Лекцию, им что ли, прочитать надо? Или хотят, чтобы я статью про них опубликовал в «Труде»? По радио, когда буду выступать, рассказал, как здорово учиться на военной кафедре? Когда много во что вовлечен, трудно вот так сразу понять… Но заинтриговали, заинтриговали…