Ревизор: возвращение в СССР 30
Шрифт:
Она поутру на лекции мчалась,
Смеялась, мечтала, влюблённая в жизнь.
Ещё впереди была вечность, казалось,
Но бомбы упали, война началась.
Парня в шинель облекли слишком рано,
Он в форме солдата шагал на вокзал.
Она лишь молчала, слеза показалась,
А он ей сказал: «дождись лишь меня!»
— Куплет будет лирический, как ты сказал, — пояснил Виктор. — А дальше уже будет напористо и жёстко.
— Угу, — ответил я на автомате и продолжил читать. —
'Припев:
Война! Это боль, это ярость и крик,
Наждаком
Слезы превратились в сталь и в свинец,
Для врага — только смерть, только страх!'
— Ну, в музыке бы это всё услышать, — высказался я, узнавая знакомые слова, которыми сам ему описывал ситуацию и продолжил читать:
'Пришёл треугольник с дыханьем надежды:
«Жди, я вернусь, оставайся сильна».
Но следом письмо, как холодная вьюга,
Обрушило весть, что погиб он вчера.
Слеза по щеке, опустевшие руки,
И сердце её в этот миг замерло.'
— А дальше ещё надо две строки, но не придумаю никак, — с сожалением проговорил он.
— Ну, подожди, дочитаю…
'Припев.
Она приняла боевое крещенье,
Стремясь каждый бой отомстить за него.
Сквозь стужу и пламя, не зная сомнений,
Несла врагам смерть, пряча боль глубоко.
Её взор был твёрд, её выстрел был точным,
Она видела цель, забывая про страх.
Во взгляде её ни капли сомненья,
Её враг обречён на страданья и крах!'.
— Мне нравится! — сказал я, сразу представив Никифоровну с винтовкой.
'Припев.
Война отгремела, пришёл сорок пятый,
Земля зацвела, вновь весна у ворот.
Радость победы, но в душе всё распято.
Его не вернуть, он уже не придёт.
Она вспоминала его обещанья,
Смотря на мальчишки портрет.
'Ты с нами всегда, мой любимый, мой воин,
И в памяти нашей ты будешь во век'.
Припев'.
— Слушай, ну здорово, — откровенно похвалил его я.
— Правда? Там ещё один куплет нужно написать про восстановление страны, про феникса, восставшего из пепла… Как ты говорил…
— Точно. Дай, я перепишу себе тот куплет, где двух строк не хватает. Подумаю на досуге. А ты пиши дальше. Мне очень нравится. Молодец!
Быстро переписал себе несколько строк, и он ушёл очень вдохновлённый. Ну, вроде, не ошибся я в нём… Поменял человек свою деструктивную энергию на позитивную. Чем меньше народу бегает и кричит, что все пропало, тем выше шансы у любой страны уцелеть. А то я же помню восьмидесятые. Только собаки не ратовали за гласность и перестройку, и то потому, что говорить по-человечески не умели. А экономика погибала на глазах, пока все на митингах выступали за «новое мышленье»…
Мама сменила Ирину Леонидовну, и я поспешил ей на помощь.
Вернулась жена с работы и я вручил ей свёрток с кондитерской фабрики. Хорошо бы там была коробка с этими конфетами в белой обсыпке. Сам разворачивать не стал, пусть жена порадуется…
— У-уу! — радостно развернула Галия свёрток. — Какие коробки красивые!
Пять разных видов конфет в очень ярких коробках, жена с интересом разглядывала их и тут я вытащил скромную
Глава 21
Москва. Дом Ивлевых.
Прокурор Томилин после службы сразу отправился к дочери. Она была дома одна, и он поразился её болезненному виду.
— Костя где? — спросил Юрий Викторович, не зная, с чего начать разговор.
— На стройке сегодня, — ответила дочь бесстрастным голосом и на автомате зажгла газ под чайником, даже не проверив, есть ли в нём вода.
Прокурор поднял чайник в руке, убедился, что он не пустой и поставил обратно на плиту.
— Жень, ну, не горюй ты так, — начал прокурор, тяжело вздохнув. — В жизни часто бывает, что всё идёт не так, как нам хочется.
— Пап, ты не понимаешь, — ответила ему дочь с отстранённым видом. — Мне ребёнка жалко. Она же надеялась, что у неё вот-вот появятся родители, мама и папа. Представь себе маленького человечка, у которого никого нет. Она же там ждёт, что мы с Костей за ней придём… Она же букву «ж» специально выговаривать научилась, чтобы меня по имени звать!
Тут Женю прорвало и она начала беззвучно рыдать. Даже слёз не было, только плечи тряслись и лицо исказила гримаса глубокой внутренней боли. Глядя на неё, прокурор и сам почувствовал, что у него слёзы стали наворачиваться на глаза.
— Ну-ну, Жень, — только и смог проговорить он и по-мужски сдержанно погладил её по голове.
Он сидел молча с дочерью, пока она не успокоилась и не задремала на диване. Пришёл с работы Костя и, увидев тестя рядом со спящей женой, благодарно кивнул ему и тихонько вышел из комнаты.
Москва. Квартира Ивлевых.
Отпустили с женой маму, Галия занялась делами, а я играл с детьми в большой комнате, точнее, они ползали за Пандой в своем загончике, а я следил, чтобы они её не взяли в клещи. Один раз они уже устроили кошке экзекуцию, один за уши схватил, другой за хвост и потянули каждый на себя. Бедная кошка не могла понять, как ей вырваться и заорала дурниной от испуга на всю квартиру. Думал, дети испугаются, а им наоборот понравилось, что кошка такие громкие звуки издаёт. Большая, теплая игрушка, с их точки зрения, а если еще и звуки станет издавать, то еще лучше. Хорошо, что рядом сидел, спас бедное животное.
Тузик оказался поумнее. Пацанов он любит, но себя любимого тоже бережет. Понял, что хватка у малых крепкая, и сваливает с загончика каждый раз, когда они на него переключаются. Мол, кошку трепите, раз она согласна на это издевательство.
Тут зазвонил телефон, пришлось поднять трубку, встал в коридоре перед дверью в комнате так, чтобы видеть, чем там мальчишки заняты.
Звонила Диана. Они с Фирдаусом собрались на выходные в Святославль. Спрашивала, не надо ли мне кому-то что-то передать?