Ревизор: возвращение в СССР 35
Шрифт:
Приезжаю домой. Затаскиваю первую партию трофеев в логово. Все тихо и спокойно, дети спят. Валентина Никаноровна встречает меня в прихожей со словами:
– Павел, я тут подумала. Раз ваша мама в больнице на сохранении, может быть, ваш отчим пока что у нас будет столоваться? Мне все равно, на двоих готовить, или на троих…
– Очень признателен вам за это предложение! – кивнул я, – спасибо большое! Может, он и волноваться тогда будет поменьше, будет с кем пообщаться дома. Все не одному сидеть все время после работы в четырех стенах.
– Вот именно! – кивнула няня, – и вам еще звонил сразу,
– Спасибо! – ответил я, нахмурившись. Так, что-то КГБ начинает меня злить. Никак не отцепятся. Муравьев? Если Валентина Никаноровна не перепутала Соловьева с Муравьевым… Хотя пока что она не путала ничего ни разу. Значит, какой-то новый деятель из комитета рвется со мной общаться. Ну, если опять начнется песня про подписку и о счастье, что она мне принесет, то я за себя не отвечаю. Никогда не вкладывался ни в МММ, ни в Гербалайфы, и подписок мне комитетских тоже не надо… Рубль за вход, пять за выход. К Межуеву, что ли, на прием записаться? Рассказать всю правду – как прислали по линии «Знания» лекции читать. Попросили еще читать лекции, но уже за оплату на полставки. А потом начали терроризировать своей подпиской… Думаю, он сразу достанет шашку поострее, и полетят клочки по закоулочкам…
Но ладно. Вначале все же переговорю. Если не угомонились, то точно схожу к Межуеву.
Подхватил пакеты с добычей и понес на кухню, по дороге продолжая размышлять.
Или пойти к Захарову? Нет, к Захарову не вариант. Мы с ним не те дела делаем, чтобы вообще обсуждать любые мои отношения с КГБ… Неохота проверять, поверит ли он, что все лекциями ограничивается…
И тут я едва не выронил один из пакетов, настолько резко остановился от пришедшей в голову мысли. Блин! Я ведь сам инициировал периодическую проверку всех членов нашей группировки топтунами Мещерякова. А если в один из дней, когда я снова пойду с КГБ общаться, он за мной проследит? Достаточно увидеть, как я в их здание вхожу… У Захарова и Бортко может возникнуть определенное непонимание… В девяностых такое приводило к тому, что человек просто-напросто исчезал. Сейчас, конечно, в особенности у нашей группировки, таких методов нет, но что я точно понял за предыдущую жизнь, что никогда не надо вводить людей в искушение…
Хотя в ближайшие дни мне точно волноваться не о чем. Мещеряков явно кинул все силы на проверку, что от нас хочет Дружинина. Все топтуны наверняка ей заняты. И кстати, когда уже хоть какой-то отчет будет?
Но что-то со всем этим делать надо… Пока что есть время подумать – так что буду думать.
Рассказал за ужином Ахмаду и Валентине Никаноровне, что сегодня выступал в Вахтанговском театре. Выслушали в тишине, ожидаемо задали пару вопросов по актерам, кто как выглядит. Потом Ахмад спросил:
– Ну ты же сказал им, что сам драматург, и твоя пьеса скоро будет поставлена в Ромэне?
– Да ты что! – замахал я руками, чуть чаем не подавившись, – у меня нет никаких иллюзий. Я написал чисто проходную вещь, чтобы людям помочь, просили очень что-то на злобу дня. Я вообще не собирался этого делать, и вначале отказался, просто в голове просьба засела, и как-то все это взял и придумал. И у меня же и опыта никакого не было. Поставят мою пьесу несколько
– Да ладно, а вот я верю в твой успех! – не согласился Ахмад.
Зазвонил телефон. Кажется, я знаю, кто это звонит, и совсем этому не рад…
И точно, это оказался тот самый Муравьев. Голос живой, с приятными интонациями. Совсем не похож на тот казенный голос с обвинительными нотками, которым со мной разговаривал Соловьев. Даже извинился, что, возможно, отрывает меня от ужина. Спросил, будет ли мне удобно встретиться с ним завтра, ему необходимо уладить со мной небольшое недоразумение, которое возникло с предыдущим сотрудником. Договорились на встречу в десять утра.
Положил трубку с надеждой, что, возможно, завтра встречусь с вменяемым человеком, который не будет размахивать приказами, которые ему отдали офицеры «старше майора Румянцева» в качестве повода для глупостей. Ну ладно, посмотрим, посмотрим…
***
Глава 4
УКГБ по Саратовской области.
Рабочий день давно закончился, но генерал Михаил Иванович Кудряшов все еще был в своем кабинете. Стемнело, но он и свет не включал. Думы его были невеселыми.
Шаг, призванный упрочить его положение в КГБ, обернулся совершенно неожиданными последствиями. Он отправил Олега Третьякова в Москву, чтобы, помимо Вавилова, обзавестись дополнительными связями в московском управлении КГБ. Но совершенно загадочным образом все пошло прахом. Третьяков звонил ему сегодня с совершенно ужасными новостями. Его отстраняют от должности, и более того, грозятся и вовсе выкинуть из комитета. Сколько он пробыл-то начальником отдела? Едва пару недель набралось, не больше…
Конечно, по телефону приходилось разговаривать без деталей, но основную провинность Третьякова он понял. По словам того, он зацепил в своем интересе не того человека, возможно, сына самого Вавилова.
Похоже, Вавилов был этим оскорблен. Да чего там, точно. Он тут же набрал его, в надежде поговорить и решить эту проблему, пока она не привела к увольнению из органов Третьякова. Хотел сказать, что тот просто не разобрался еще, должно же быть снисхождение к офицеру, который только что вступил в новую должность. Но помощник Вавилова сказал ему, что тот занят и не может с ним переговорить. И такая ситуация затянулась на весь день. Такого еще никогда не было…
Ясно, что Третьяков не может сам приехать к нему и все объяснить. Значит, ему самому нужно брать отгулы и ехать в столицу. Нужно срочно разбираться, что это за дело такое, что может лишить его и покровителя, и офицера, которого он старался продвинуть на будущее…
***
Москва, квартира Эль-Хажж.
Вечером Диана лежала на диване с книгой на арабском языке. Она взяла за правило, по совету преподавателей, читать книги только на иностранных языках, которые изучает. На арабский и французский ей рекомендовали летом сделать упор в чтении, поскольку занятий по ним до сентября не будет.