Ревность волхвов
Шрифт:
Мы покинули избу, и Леся тихо проговорила мне:
– Не надо так больше делать…
– Что ты имеешь в виду? – я прикинулся шлангом.
– Ты знаешь, что.
Я пожал плечами. В душе я ликовал. «Что ж, если лихой наскок не удается, подтянем тылы и начнем длительный приступ. Но не мытьем, так катаньем, все равно ты будешь моей, девочка…»
На дворе совсем стемнело. Ферму скудно освещали несколько фонарей и новогодняя иллюминация. Мы нацепили лыжи. Настроение у меня, после чая с коньяком, сладких булок и варежек, ловко подаренных Лесе, было прекрасным. Я улыбнулся
– Вперед!.. Впереди двести миль по непроложенному пути, еды хватит всего дней на шесть, а для собак и совсем ничего нет.
– Откуда это? – спросила Леся.
– Что?
– Про двести миль непроложенного пути. Ведь это цитата?
– Да, цитата. Джек Лондон, «Белое безмолвие».
– Шутки шутками, – девушка зябко поежилась, – однако правда: как мы пойдем по лесу в темноте?
– Хочешь, вызовем такси?
Леся упрямо помотала головой:
– Нет, не хочу.
Сквозь серую пелену пробивалась почти полная луна. Она озаряла нас мертвенным неверным светом. Я указал на ночное светило лыжной палкой.
– Этого прожектора нам хватит. Плюс белизна снега. А кроме того, пойдем другим путем, не через лес, а вдоль горы. Километраж больше, но через два кэмэ начнется освещенная трасса. Не бойся, не заблудимся.
– Этого я боюсь здесь меньше всего, – улыбнулась девушка. – Поэтому веди меня, Сусанин. Тебе я доверяю.
Мы ступили на лыжню. Леся несколько раз оттолкнулась палками, а потом вдруг обернулась ко мне и спросила:
– А правда, странно, что сегодня первое января, Новый год?
– Да, верится с трудом. В России все сейчас у телевизоров, над вчерашними салатиками угасают.
И тогда девушка с чувством произнесла:
– Такого классного Нового года у меня еще никогда не было!..
…В базовый лагерь мы вернулись уже в кромешной темноте, когда часы показывали половину шестого, уставшие и голодные. Не знаю, как Леся, а я готов был съесть барана. Хорошо, после новогодней вечеринки осталось множество закусок и даже горячего.
Леся отправилась в свой домик переодеваться, а я навалил себе гору салатов, разогрел в микроволновке пирожки, взял баночку пива – и блаженствовал. Народ циркулировал – приходил, уходил, – однако я ни на кого не обращал внимания. Какие там люди, когда впервые за день можно отъесться! Три булки на ферме меня только раззадорили.
Краем глаза я видел, что явились с горы хмурые, заснеженные Иннокентий с Валентиной. Уселись по разные стороны дивана, ждали, когда согреются горнолыжные ботинки, чтобы их снять. Со мной даже не поздоровались. Из своей спальни вышла Настя, вынесла грязную тарелку и чашку. Видимо, Вадим принимал пищу в постели. Я мельком подумал, что сегодня я его еще ни разу не видел, только слышал голос. Из нашей с Саней комнаты выполз мой дружбан, вид имея весьма заспанный. Я к тому времени уже перешел к кофе и предложил налить чашечку и ему. «Давай, коль не шутишь!» – прорычал он сиплым со сна голосом. А когда мы покончили с десертом, я предложил Сашке покурить и прогуляться. Меня мучили два вопроса, которые я хотел задать другу немедленно.
Мы
Я рассказал Сане о том, что Иннокентий вчера лазил в мой ноутбук, смотрел мои файлы.
– Какого черта ему там понадобилось?! – воскликнул я.
Мой приятель ухмыльнулся:
– А ты сам у него спроси.
– И спрошу, да только настроение в Новый год портить неохота. Может, у тебя есть какое-то объяснение? Ты ж вашего Кена лучше знаешь. Он, что: клептоман, параноик?
– Не в этом дело, – со смешком ответил Сашка. – Думаю, наш Иннокентий считает, что ты взят сюда для того, чтобы со временем занять его должность. А здесь к тебе наше начальство, типа, приглядывается.
– С какого бодуна он так решил?
Мой приятель промолчал, и меня осенило:
– Ты ему, что ли, сказал?!
– Допустим.
– Но зачем??
– Во-первых, о том, что ты, возможно, будешь нашим финансистом, я сказал не Кену, а Вадиму; а там уж и до Кеши дошло.
– Зачем тебе это понадобилось?
– Надо ж было оправдать твою поездку сюда. А то б они с Петей на твое место своего человека взяли. А на фига мне такое счастье – жить с чужим мужиком в одной комнате?
– Значит, ваше начальство присматривается ко мне как к будущему главбуху? При том, что я сальдо от сальто не отличаю? А бульдо – от бульдога?
– А от тебя что, убудет?
Я покачал головой:
– По-моему, тебе просто нравится ставить всех в неловкое положение. И дразнить Кена.
– Ладно, кто бы говорил о неловком положении! Я тебя обеспечил крышей над головой, кормежкой, развлечениями, бабу тебе предоставил…
– Лесю не трожь! – предупредил я, сжимая кулаки, и Саня сразу заткнулся и перевел разговор на другую тему:
– А Иннокентия я действительно дразню. Чертовски приятно поиздеваться над своим непосредственным начальником – особенно когда под ним кресло шатается.
Мой друг сам вывел разговор на второй интересующий меня вопрос.
– Кстати, ты мне рассказывал, еще по дороге, что Иннокентий проворовался. А откуда ты сам об этом узнал? И кто рассказал про растрату вашему боссу?
Саня ухмыльнулся:
– А как ты думаешь?
– Ты Иннокентия заложил?
Мой дружбан хохотнул, развел руками и ответил почему-то на своем дурном английском:
– Ху ноус, ху ноус [16] …
Мы повернули к дому. Разговор с Сашкой вышел каким-то мутным. И оставил у меня острое чувство неудовлетворенности и недовольства приятелем.
16
Кто знает, кто знает… (англ.)