Ревность
Шрифт:
— С этим не поспоришь, как адвокат он известен половине нашего города.
— Ну, а раньше-то он же ни одной смазливой мордашки не пропускал. Ленка бесилась, но терять перспективного мужа не хотела. Вот и терпела из последних сил. Может поэтому в стерву превратилась. Да и Герушку она рожала с одной целью, только чтобы мужа удержать в семье. Пока тяжёлая ходила чуть ли не каждый день приговаривала: «лишь бы мальчик родился». Она и после сына ведь хотела больше деток родить, чтобы Родик наверняка не бросил большую семью. Но оно вон как вышло. Не задалось у них с детьми что-то.
— А ты не знаешь почему. Она не рассказывала в чём причина? — я моментально встрепенулась, получив новую информацию.
— Нет, не знаю.
Меня передёрнуло. Никогда не понимала подобной жестокости, тем более исходящей от женщины. Как можно относится с равнодушием или злобой к родному дитя, которое носила под сердцем столько времени, рожала в муках и адской боли, вскармливала, воспитывала, тряслась над ним. Как вдруг бац, личная жизнь не задалась, и родительница начала лупить ребёнка почём зря, отыгрываясь за собственные неудачи. Внезапно оказалось, что это ребёнок виноват в неустроенной и неудавшейся жизни взрослых.
— Извини, тёть Маш. Но я ненавижу людей, которые сваливают личные промахи на маленьких беззащитных детей. Что им стоило разобраться со своими отношениями, а потом уж заводить потомство. Что за блажь?
— Да мы уж все знаем твоё отношение к материнству, Мирушка. Для тебя ребятишки всегда на первом месте, добрая ты. Но на Ленку уж больно не злись. Жизнь-то её потрепала. Муж только сейчас начал относиться к ней по-человечески. Не знаю, может хрен стоять перестал, вот он и не бегает больше за юбками, — тётя Маша шкодливо захихикала, прикрыв рот рукой, а я, глядя на неё, и представив в голове пошлую картину с родителями Геры в главной роли (оба неглиже, мадам в томительном ожидании раскинувшись на постели, а муж стоит посреди комнаты и виновато разводит руками в стороны) расхохоталась в полный голос. Смех смехом, но сегодняшней ночью у меня самой примерно так и вышло. За тем исключением, что Гера пока ещё молодой, тридцать четыре всё-таки не возраст для мужчины, и мужской орган работал у него без сбоев. Тьфу-тьфу.
— Значит вот почему Гера хочет, чтобы ты жила с ним. Выходит, ты заменила ему родную мать, — спустя семь лет брака я всё ещё продолжала раскрывать тайны семьи Подольских.
— И мать, и отца заменять пришлось, Мирушка. Поэтому я за него, как за собственного сына переживаю. Хочу, чтобы между вами двумя всё хорошо сложилось, чтобы детки в доме появились.
— М-да, только с этим у нас проблемы, как и у Елены Викторовны в своё время, — вспомнила о грустном, печально вздыхая. — Знаешь, тётушка, я одного не пойму — он здоров, я здорова, так почему не получается? А когда получилось, то слишком рано оборвалось…
— Не знаю дочка. Не сильна я в науках. Может сглазил кто?
— Тёть Маш. Двадцать первый век на дворе, если ты забыла, то времена ведьм и колдунов давно прошли.
— Так-то он так. Но ведь не складывается с ребятишками. Хотя я вот что подумала. Я ведь тоже бездетная, мой Ванька угорел по пьяни совсем молодым.
— А почему ты, кстати, повторно замуж не вышла? — Раньше тётя никогда не отвечала на этот вопрос, просто отмахивалась и ловко уводила разговор в другое русло.
— Да что я там не видела, Мирушка? Мой муж стал пьяницей. Родной брат оказался кобелём. Уж сколько слёз Ленка вылила при мне, жалуясь на своего непутёвого супружника. Поэтому я и не стремилась замуж. Не хотелось, знаешь, повторять ни свою судьбу, ни Ленкину. Но я не про это подумала. А про то, что у меня нет детей, у Ленки и Родика только один ребёнок получился — Гера. И как больше она ни старалась, ничего не вышло. — Глаза тёти Маши за очками округлились в ужасе,
— Да что ты такое говоришь, — всплеснув руками, я изо всех сил пыталась не рассмеяться абсурдности выдвинутой гипотезы. — А ну, отставить панику, Мария Мстиславовна, — мне пришлось вытащить из закромов командирский голос, ибо с моим мужем особо не накомандуешься, а тётя если разволнуется, то может и сердце прихватить, всё-таки не девочка уже. — Пойми, тётушка, мы с Герой совсем другие, мы — не его родители. И у нас никогда не будет как у них. И про семейные проклятия не вздумай фантазировать. Сериалов дурацких насмотришься, потом кошмары снятся или глупости в голове копошатся.
— Хорошо если так, — согласилась Мария Мстиславовна.
— Вы почему по комнатам не расходитесь, поздно уже?
Гера появился так внезапно, что я увлечённая беседой с тётей от неожиданности взвизгнула, но как только сообразила кто стоял рядом — засмеялась: — Ты меня напугал.
— Не знал, что я настолько некрасивый, что, завидя меня, женщины падают от страха в обморок. Я считал, что всё должно быть наоборот.
— Чтобы ты падал в обморок от вида некрасивых женщин? — прикусила губу и проказливо уставилась на мужчину.
— Ох, Мирка, дошутишься. А ну, разойтись по спальням. Вам волю дай, вы и до утра просидите. Даже Прохор давно уехал домой.
— Не серчай, Герушка. А мы с Мирой завтра наболтаемся. Так ведь дочка? — я подтвердила сказанное тётей кивком. Тогда сообразительная Мария Мстиславовна пожелала нам спокойной ночи и оставила нас одних, однако муж не торопился отодвигаться, а продолжал нависать надо мной, сидящей на стуле.
— Поболтать любишь, жена?
— А кто мне запретит?
— Хочешь выяснить?
— Рискнёшь показать?
— Ты доигралась, женщина.
Гера вздёрнул меня со стула вверх, закинул на плечо и под мой радостный визг понёс добычу в спальню. Но когда крепкая ладонь опустилась на попу, даже сквозь плотные джинсы я осознала заведомый проигрыш моего висячего вниз головой положения. Дверь в спальню открылась, но после того, как впустила нас внутрь, оглушительно захлопнулась благодаря пинку. Меня поставили тут же, вдавливая лопатками в стену. Муж скользил по лицу хищным потемневшим взглядом, что подогревало моё собственное возбуждение. Насладившись видом, он впился в мои губы нетерпеливым поцелуем. Жадный напор сквозил в каждом движении, в каждой ласке. Он покусывал губы, рыча при этом в рот. В то время как требовательные пальцы потянули вверх футболку, вынуждая меня поднять руки. Ненасытные поцелуи возобновились, пока одной рукой он проникал за мою спину, чтобы, расстегнув застёжку лифа, сдёрнуть его одним движением и отбросить в сторону. Я обхватила рукой его крепкую шею, а другой зарылась в короткие тёмно-русые волосы, вжимая его в себя ещё сильнее, чтобы страстный поцелуй не прекращался. Губы горели, но я не обращала внимания, потому как горела сама, плавилась в любимых сильных руках. Он обхватил ладонями мою грудь, не прекращая ласкать губы, стиснул пальцы, выбивая из меня стон. Требовательные, жёсткие, на грани боли ласки заставляли жар струиться по телу. И я несдержанно мычала, не разрывая поцелуй, и нетерпеливо потиралась бёдрами о его крепкое тело.
Дальше Гера проложил губами влажную дорожку к груди и принялся покусывать сосок. В том же жадном, нетерпеливом темпе, в каком совсем недавно ласкал мои губы. Его пальцы заскользили вниз, очертили талию, бёдра. Я уже двумя руками зарылась ему в волосы. Но ласки вдруг прекратились. Непонимающе посмотрела вниз, чтобы услышать недовольное ворчание:
— Мира, ты почему в джинсах, опять? Я ведь просил тебя надевать юбки. Терпеть не могу, когда ты в джинсах.
Будто пока он нёс меня по лестнице и шлёпал по заднице не рассмотрел штаны вместо юбки.