Революция отвергает своих детей
Шрифт:
4 сентября я увидел снова свой перевод. Он был напечатан, как закон под заглавием: «Постановление о проведении земельной реформы в провинции Саксония». Соответствующие законы для остальных провинций советской зоны оккупации последовали немедленно вслед за этим законом.
Спустя около двух недель после опубликования закона о земельной реформе состоялось расширенное заседание ЦК партии, на которое был приглашен и я. Партийный аппарат в то время был невелик и тогда не соблюдалось особых формальностей. В зале заседания за поставленным на середину комнаты столом разместилось человек 25–30
Из ведущих руководителей, занятых в центральных управлениях в заседании приняли участие лишь Эдвин Гёрнле и Пауль Бандель. Основной темой заседания была земельная реформа. Один за другим докладывали руководители о положении в их провинциях. В этом кругу тогда говорили совершенно откровенно. По отчетам, можно было видеть неприкрашенную картину, рисующую положение как в областях, в которых земельная реформа была проведена успешно, так и в тех местах, где в связи с проведением реформы возникли недостатки, ошибки и провалы.
Примерно через два часа после начала заседания произошел один спор, запечатлевшийся в моем сознании. Бернгард Кёнен, мой бывший преподаватель в школе Коминтерна, а ныне первый секретарь компартии в Саксонии–Ангальт в конце своего сообщения о реформе сказал:
— Я хотел бы в заключение изложить одну важную просьбу, которая непосредственно связана с проведением земельной реформы. На предприятиях «Лейна–Верке» должны быть демонтированы две установки, которые исключительно важны для производства удобрений. Я хотел бы поставить вопрос, нельзя ли посодействовать тому, чтобы эти два корпуса были исключены из списка демонтируемых объектов.
— Мы здесь не занимаемся вопросами демонтажа, — прервал его Ульбрихт.
— Но я хочу только указать на всю важность этой продукции для земельной реформы. Все необходимые мероприятия, исключающие возможность выпуска продукции, связанной непосредственно с военным производством уже проведены. Да и на собраниях рабочие сами обязались…
— Я уже сказал, что эти вопросы к нам не относятся, — оборвал его Ульбрихт, на этот раз пронзительно–резким голосом.
Бернгарл Кёнен, однако, не сдавался.
— Нет, это не дело! Мы должны разрешить здесь этот вопрос. Я дал торжественное обещание рабочим приложить все усилия, чтобы эти два корпуса, не имеющие ничего общего с военным производством, связанные исключительно с производством удобрений
Но Ульбрихт не дал ему договорить до конца:
— Я больше ничего не желаю слушать об этом! Иначе мы поговорим, по–другому, на иных основаниях! — воскликнул он угрожающе.
Бернгард Кёнен замолчал. Угроза подействовала. По поводу этих двух корпусов «Лейна–Верке» больше не было сказано ни слова.
Заседание шло дальше, но этот спор глубоко врезался в мою память. Как в 1942 году на вечере самокритики, когда исключили товарища Вилли из школы Коминтерна, как при столкновении между Ульбрихтом и берлинскими коммунистами в мае 1945 года, так и теперь я стоял на стороне партийного работника, который чувствовал себя связанным с жизнью
Земельная реформа осенью 1945 года стояла в центре нашего внимания и всей нашей работы. С середины августа происходили почти ежедневные совещания, связанные с этим вопросом. После того, как партработники или, как их обычно называют, партийные кадры, были тщательно проинструктированы — во всех деревнях и селах советской зоны состоялись собрания батраков и малоземельных крестьян.
«Землю юнкеров [12] — крестьянам!» — был основной лозунг. Для успешной подготовки земельной реформы были «мобилизованы» даже слова Гёте: «Стоять на свободной земле со свободным народом»…
Каждый день к нам поступали резолюции с требованиями раздела помещичьих владений.
В конце августа собрания достигли наивысшего размаха, а когда в сентябре 1945 года, уже не как проект, а как закон, было обнародовано «Постановление о проведении земельной реформы», началась новая фаза этого мероприятия. Теперь дело шло уже не о пропаганде этой идеи, а о порядке ее осуществления.
12
прусских помещиков. — Прим. пер.
Для отдела агитации и пропаганды (агитпропа) работы стало гораздо меньше. Осуществление земельной реформы было, в первую очередь, обязанностью орготдела и отдела сельского хозяйства ЦК компартии.
Такое громадное преобразование было закончено в поразительно короткий срок. 5 декабря 1945 года Эдвин Гёрнле, от имени Германского управления сельским и лесным хозяйством, сообщил, что распределение помещичьих земель в основном закончено.
В один из дней (к сожалению, я не помню точной даты) Ульбрихт вызвал меня к себе.
— Утром состоится одно совещание в Карлсхорсте, в котором примут участие премьер–министры земель и председатели центральных управлений. Я просил бы тебя отправиться туда и сделать свои заметки, а вечером доложить мне обо всем, по возможности подробнее.
Ульбрихт дал мне пропуск, и я был представлен советскому офицеру связи.
— Утром в 9 часов, мы поедем отсюда в Карлсхорст!
После того, как мы миновали различные контрольные пункты и преграды этот советский офицер ввел меня в зал заседаний.
Обсуждение уже было начато. За столом сидел маршал Жуков в окружении пяти или шести генералов Советской армии, которые, как я выяснил по ходу обсуждения, — были советскими уполномоченными в отдельных землях и провинциях.
В совещании принимали участие от 30 до 40 человек, среди которых был тогдашний премьер–министр Саксонии доктор Фридрихс, тогдашний премьер–министр Тюрингии доктор Пауль, который в 1947 году перешел на Запад, и тогдашний обербургомистр Берлина доктор Вернер. Из состава председателей центральных управлений я знал Пауля Ванделя, руководившего отделом народного просвещения, и Эдвина Гёрнле, заведующего сельским хозяйством.