Революция отвергает своих детей
Шрифт:
Теперь, в ноябре 1945 года, Антон Аккерман решил тогдашние намеки воплотить в основной тезис партии о возможности особого немецкого пути к социализму. Он прочел мне наброски своей статьи, лишь половина которой была написана к тому вечеру.
Аккерман исходил из того, что Карл Маркс ограничивал неизбежность перехода к социализму революционным путем континентальными странами и считал, что в Англии и Америке возможен переход к социализму мирным, демократическим путем, так как в этих странах царила буржуазно–демократическая форма правления без ярко выраженного элитаризма и бюрократизма. Из этого Антон Аккерман заключил, «что было бы неправильным, при всех условиях,
«Этот переход сравнительно мирным путем возможен в том случае, если класс буржуазии благодаря особым обстоятельствам не располагает бюрократическим и милитаристическим государственным аппаратом власти».
Для членов и руководящих работников КПГ это было совсем новым ходом мыслей. Цитаты из Маркса и Энгельса, в которых говорилось об этом, никогда до тех пор ни в Советском Союзе, ни в прежней КПГ не находились в центре идеологического или политического обсуждения. Даже в школе Коминтерна в 1942 году эти вопросы никогда не ставились.
В заключение Аккерман разъяснял, что для Германии после 1945 года как раз наступила возможность такого мирного развития.
«Если молодое демократическое государство попадет в руки реакционных сил и будет новым инструментом насилия, то переход к социалистическому преобразованию мирным путем невозможен. Если же антифашистско–демократическая республика станет государством всех трудящихся под водительством рабочего класса, тогда мирный путь к социализму вполне возможен. Никто не хочет так страстно, как мы, избежать новых боев, нового кровопролития».
В последней части статьи было, наконец, высказано то, о чем я давно думал, но не смел открыто защищать свою мысль: необходимо идти своим собственным путем к социализму, путем, который будет отличаться от русского. С довольной улыбкой Антон Аккерман прочел:
«Не кто иной как Ленин подчеркнул, что было бы огромной ошибкой преувеличивать правду о всеобщей значимости русского опыта, «не ограничивать ее некоторыми чертами нашей (т. е. русской) революции»… В этом смысле мы и должны утвердить особый немецкий путь к социализму».
Аккерман указал под конец — хотя и в сравнительно осторожной форме — на разницу развития социализма в Германии и в России. Россия далеко отстала в 1917 году от прогрессивных стран. Продуктивность труда была сравнительно низкой, промышленность слабо развита, число рабочих незначительно. В Германии же, наоборот, уровень продукции мог бы очень скоро быть восстановлен и число квалифицированных рабочих сил было несравненно большее, чем в 1917 году в России.
«Это различие может привести к тому, что наши усилия будут гораздо меньше по сравнению с жертвами, которые должен был принести русский народ для построения социализма, и нарастание социалистического благосостояния может при этих обстоятельствах проходить скорее».
В отличие от России 1917 года рабочий класс Германии составляет большинство населения. «Это будет также иметь большое значение после победы рабочего класса в Германии, так как это облегчит внутреннюю политическую борьбу, уменьшит количество жертв и ускорит развитие социалистической демократии».
Я часто вел политические дискуссии с Аккерманом. Но никогда я не чувствовал, чтобы высказываемые мысли и взгляды так глубоко волновали его. Со мной происходило то же самое. Идеи, которые Аккерман высказывал теперь, были мне чрезвычайно близки. Моим желанием с давних лет было, чтобы
Это официальное изменение партийной линии в таком решающем вопросе заставило нас многое увидеть в совершенно другом свете. Злоупотребления и эксцессы при вступлении Красной армии в страну, демонтажи, политический контроль, осуществляемый советскими офицерами — все это было для нас только временными явлениями нескольких лет переходного периода; хотя это и наносит нам вред, но скоро всё будет преодолено. Скоро настанет день, — так я, по крайней мере, надеялся и верил, — когда уйдет оккупационная власть и немецкие социалисты, освобожденные от иностранной опеки, смогут найти свой путь к социализму на основе собственных традиций и соответственно существующим условиям.
В четыре часа утра шел я, охваченный новыми надеждами, в свою квартиру в Панкове, Наконец-то, думал я, станет действительностью то, чего я всегда так желал: мы пойдем к социализму своим собственным путем, избегая тех явлений, которые в Советском Союзе на меня так угнетающе действовали. Через несколько недель, в декабре 1945 года, появилась статья Аккермана: «Существует ли особый немецкий путь к социализму?»
Статья подействовала, как взрыв бомбы. У всех, исключая совсем малую часть стопроцентно послушных Москве партработников, которым были противны какие бы то ни было новые мысли, статья вызвала глубокий вздох облегчения. Наконец-то, казалось нам, наконец-то путь найден! Правда, мы не предпринимали никаких шагов, чтобы открыто отмежеваться от мероприятий советских оккупационных властей, но произошло что-то другое, что для нас тогда было гораздо значительнее: принципиальное отмежевание от развития социализма в Советском Союзе.
Тезис Аккермана начал свое победное шествие в партии.
Теория об особом немецком пути в социализм сыграла важную роль, в особенности для партийных работников, в большой кампании объединения в советской зоне Германии. В 1945 году было совершенно очевидно, что многие социал–демократы и коммунисты под впечатлением горького опыта фашистской диктатуры хотели преодолеть расщепление рабочего движения и создать единую социалистическую партию, которая должна была быть ценнее, чем СДПГ и КПГ Веймарского периода. Этому основному настроению соответствовала теория об особом немецком пути к социализму.
Можно заключить из последовавшего осенью 1948 года запрещения этой теории, что она рассматривалась тогдашним руководством ВКП(б) только как средство, чтобы рассеять сомнения социал–демократов (да и многих коммунистов), опасавшихся слишком большой зависимости от СССР. Непосредственно после основания СДПГ и КПГ в июне 1945 года Ульбрихт отклонил все предложения о создании единой социалистической партии, мотивируя тем, что объединению организационному должен предшествовать процесс, идеологического сближения. После этого обе партии приступили к отстройке своего организационного аппарата. Без сомнения наша партия — КПГ — была в более выгодном положении. Мы могли основать наши организации в городах и деревнях прежде, чем СДПГ, наши материальные возможности были шире, тираж наших газет был выше и мы имели в нашем распоряжении больше автомобилей, — что в тот первый организационный период было особенно важно, так как мы могли скорее восстановить связь с местными органами.