Рейд на Сан и Вислу
Шрифт:
— Коммунисты и комсомольцы! Пленных не трогать. Куркульня уходит. Вперед! А с темными людьми разберемся после боя.
Те, что не успели обменять свои опорки на сапоги, с минуту, может быть, и поворчали, но, увидев рывок коммунистов, бросились вместе с ними, на ходу перезаряжая автоматы. А те, у которых обмен состоялся, только перебросились мимолетной шуткой:
— Походи, бандера, в моей пилотке малость, а я в твоей смушковой шапке как–нибудь потерплю. Если мороз прихватит уши, снегом три. Главное, по–первости не забудь об этом. А там привыкнешь — и дело
Пленные растерянно смотрели вслед партизанам, не веря своим глазам и ушам. Потеря папахи или даже ладного кожушка — это же чепуха, мелочь по сравнению с теми ужасами, которыми их пугала кулацкая пропаганда.
Те, что посообразительнее, тут же вызывались быть нашими проводниками. Они показывали командирам рот и взводов наиболее короткие и удобные тропы для выхода наперерез врагу.
Антонюк–Сосенко бежал стремглав. А когда напоролся на мины, поставленные Кальницким по указке Семенюка, то и совсем прекратил сопротивление. Банда была деморализована. На исходе второго дня боя, по данным разведки, с Антонюком осталось не более полусотни конных и человек семьдесят пеших. Все они были связаны круговой порукой преступлений.
На следующий день пешие тоже превратились в конных. Правда, без седел.
Преследуя их, наши люди увлеклись: вырвались из лесов и болот, проскочили шоссе и были уже в холмистой Волынской степи. Все быстрее уходила назад зубчатая кромка леса.
* * *
Преследование остатков разбитого куреня продолжалось и на третий день. Враг совсем не отстреливался. Он просто бежал и уже доскакал до северных границ Львовщины, где за городом Порыцком синели на горизонте новые леса. А в них почти наверняка должен быть еще один курень из армии Клыма Савура.
— Видать, все–таки под счастливой звездой родился этот Антонюк. Ушел! — резюмировал на третий день начштаба, пристраиваясь к кавалькаде связных позади моей тачанки.
— Нагнали страху на бульбашей, — засмеялся связной Шелест.
— Главное, что простым дядькам немного мозги проветрили, — рассудительно сказал Дудка — связной из четвертой роты Тютерева. Он лихо сдвинул набекрень серую смушковую шапку, добытую при разгроме «лесных чертей».
— Мужики волынские клянутся и божатся больше с бандерами да клещами дела не иметь… Отбили мы им охоту, — посмеивались добродушно и другие.
Посоветовавшись с Мыколой, мы дали команду прекратить преследование.
— Надо взвесить обстановку и переходить к другой, более важной цели, — сказал я Войцеховичу.
Не сразу заметил, как затихла моя кавалькада.
— Гляди, Шелест! — долетело до меня тревожное бормотание Дудки. — Командир против шерсти бороду гладит. К чему бы то?..
Приметы, суеверия, предрассудки в нашем бесшабашном войске уживались с зоркой наблюдательностью. Я уже давно заметил это и следил за собой, чтобы неосторожным жестом не сделать промаха. Спохватившись, разозлился: «Э, да ну их к чертям… с их приметами».
* * *
Бои с бандами сослужили нам немалую службу. Во–первых, появились изрядные трофеи — оружие и в особенности хозяйственные припасы. Последних хватило
А штаб? Командование? Мы ведь тоже были солдаты, и увлечение было нам не чуждо. Но штаб обязан побольше думать и размышлять.
— Не слишком ли увлеклись мы преследованием?
Вот ушли на юг километров на сто пятьдесят. А зачем это?
— Даже и Кульбака не заметил, что до Карпат ближе стало.
— Еще за одной — двумя бандами погонимся — и опять вскочим с разгона в Карпатские горы.
— Чего доброго…
«Неужели все–таки возня с Гончаренко, «лесными чертями» и Антонюком, отнявшая у нас без малого десяток дней лучшего для рейда зимнего времени, была ошибкой?» — думалось мне.
Эх, если бы человек способен был угадывать будущее! Скольких бы ошибок он избежал или исправил их вовремя. Дар предвидения — это, пожалуй, самый высокий дар природы.
Но, как узнали мы позже, ошибка наша заключалась тогда в том, что мы рассматривали разгром банды Антонюка и школы «лесных чертей» только с военной точки зрения. Лишь много времени спустя нам стало известно, что в этой довольно ординарной с военной точки зрения операции особенно важной была политическая сторона дела. Именно она блестяще удалась и намного превзошла военную. На шестой сессии Верховного Совета Украины отмечалось, что в декабре 1943 года между командиром отряда «УПА» Антонюком и заместителем гебитскомиссара города Владимира–Волынского состоялся сговор: немцы обязались снабжать оружием националистические банды, а представители «УПА» — помогать фашистам грабить крестьян…
Значит, мы, разгромив эту банду, не только сорвали сговор разбойников, но и помогли украинскому народу разобраться, кто его друг, а кто недруг, помогли партии пригвоздить к позорному столбу заклятых врагов нашего правого дела. Партия большевиков назвала их настоящим именем: «украинско–немецкие националисты».
25
Приближался конец января. Мы еще не знали, что на правом фланге Первого Украинского фронта Ватутин уже подготовил операцию, которая непосредственно коснется и нас: удар во фланг противника силами двух кавкорпусов и тринадцатой армии.
— Раз уж занесло нас так далеко на юг, то надо и тут делать свое партизанское дело! Ход конем вообще–то удался, — ворчал на следующий день не то в оправдание, не то в укоризну начштаба.
— Только с разгона конь твой прыгнул на одну лишнюю клетку, — поправил я его шахматные аналогии. — Не пора ли сделать следующий ход? А?
— Какой фигурой ни ходи, товарищ командир, но надо подготовить этот ход пешками, — мудрил Войцехович.
— Согласен. Значит, снова мелкие диверсии?