Рейд в ад
Шрифт:
— Да при чем здесь деньги? — Аркаша даже обиделся. — Паспорта мы тебе, конечно, сделаем качественные, но лишний раз рисковать не хочется, а на самолет проверка посерьезнее. Мало ли.
— Понял. Вопрос снят, — я поднял вверх руки, признавая свое поражение.
Шафкат смылся на кухню, а мы в комнате снова остались одни. Аркашка скинул данные паспортов на флешку, положил ее на край стола и, крутанувшись на своем стуле, повернулся ко мне лицом. Я же последние десять минут сидел в кресле-качалке и медленно покачивался.
— А не забить ли нам косячок? — Аркадий, довольный собой, встал из-за стола и до хруста в суставах потянулся. — Так сказать, по этому поводу.
— Не
— Да ты что, сам тоже? Ты же говорил…
— Да ладно тебе, — отмахнулся Аркадий. — Подумаешь, пыхну раз-другой. Это же чарс, он все равно, что просто сигареты, к этому не привыкаешь.
Я только покачал головой, спорить с ним не хотелось. «Может и не привыкнешь, но на другие наркотики перейдешь с легкостью. — Мысли понеслись дальше. — А может, Аркадий в чем-то прав? Вот сдохнет он от передоза или просто сдохнет года через два-три, как сдыхают все подсевшие на дурь, и будет одной гадиной, распространяющей заразу, меньше? Нет, если бы все было так просто! Сдохнет Аркаша — появится Паша, перемрут одни наркоманы, появятся другие, другие втянут третьих и так до бесконечности. И главное, что все это будут ЛЮДИ, обычные люди, которые при других обстоятельствах всю свою долгую жизнь были бы врачами, учителями, учеными, рабочими и доярками. Теми, кто создает, а не транжирит… Что мне до этого шарящего по ящикам стола в поисках затерявшегося кусочка дури наркодилера? Мне нет до него абсолютно никакого дела, а вот двадцатипятилетнего парня Аркашу почему-то стало жаль». А он наконец-то нашел заветный катышек…
— Завязывай, — моя левая рука легла ему на плечо, а правой я решительно накрыл комочек чарса-плана.
— Но-но, — попробовал воспротивиться начинающий наркоман, но я слегка надавил пальцем на ямочку, образованную ключичной костью, и протестующий сник. Покатав темный шарик двумя пальцами, я повернулся и, почти не целясь, отправил его в открытую форточку.
— Слушай, ты… Да если хочешь знать, стоит мне позвонить, подъедут ребята, и тебя уже никто никогда не увидит! — он мне угрожал, что ж, его право.
Я молчал.
— Сомневаешься? — прошипел Аркашка, пытаясь изобразить очень крутого дядю.
— Даже в мыслях не было, — сказав это, я не соврал. — Только что-то не вяжется этот момент с твоей теорией о «расовой полноценности». Я вроде бы не бомж, не алконавт, а ты меня тоже списывать собрался? А скольких еще таких же твои ребята по доброте своей на тот свет отправили? Десятки? Сотни? Свидетели никому не нужны. Я только все думал, когда же вы меня закопать-то решите, сейчас или когда к «поезду» повезете.
— Свидетель? — Аркашка расхохотался. — Вот уморил! Да какой ты свидетель? Ты что видел? Ничего! Квартиру эту гребаную? Так у меня этих квартир по всему району… — он махнул рукой выше головы, показывая тем самым, сколько у него квартир. — Меня, Шафика видел? Так это ты нас на улице повстречал. А я так вообще тебя в первый раз вижу. Да и кто меня здесь будет искать? Они тут все на нас работают. Вот разве что Исмаил тебе телефон дал… Так это его человек, его проблемы. Я же тебе говорил — не боись…
Все это он зря сказал… Ему было больно…
— Ну, ты и сволочь! — перестав скулить, выдохнул Аркашка. — Скажи спасибо, что за тебя Мехсуд очень просил…
Да, похоже, Мехсуда эти господа уважали.
— А курить дурь при мне ты не станешь, — отступаться я не собирался.
— Да уже и не хочется, — морщась, Аркадий поднялся с пола, сел на вертящийся стул, ухмыльнулся. — Может, мне попутно внедрить новый метод лечения от наркозависимости? Захотел
— Начни с себя, — посоветовал я, уходя в другую комнату. Похоже, в своей трепотне этот опиумный барон неисправим.
— Так я помчал в город, — мимо меня к лежавшей на столе флешке прорвался Шафик. В костюме, одетый солидно, он и выглядел соответственно. — К вечеру буду, — пообещал он и, схватив информационный носитель, со скоростью метеора вымелся из квартиры, оставив меня наедине с компьютерным гением. Хотя наедине — это не совсем верно. Правильнее было бы сказать, оставил меня в одиночестве, так как Аркадий, надев наушники, полностью погрузился в мир «сталкера». И хорошо. Не будем друг другу глаза мозолить. Так, глядишь, до завтрашнего утра оба и доживем.
Перейдя в спальню, я вышел на балкон, посмотрел вниз и по сторонам. Шафката на улице нигде видно не было. Вероятно, его ждала машина. Я было подумал, что у них и «типография» здесь, а оказалось, что где-то в городе, вот только в этом или каком другом, Шафкат не сказал, оставалось только догадываться. Но, собственно, какая разница, где мне сделают паспорт, здесь, на коленке, или где-то там?
Ветерок бил в лицо, но не освежал, а высушивал и без того высохшую, потрескавшуюся кожу. Поднимавшееся все выше и выше солнце донельзя укорачивало и без того короткие тени. Постояв некоторое время на балконе, понаблюдав за перемещениями местных жителей, я вернулся в комнату и, подойдя к книжному шкафу, долго выбирал книгу. В конце концов взял «Войну и мир» Льва Толстого, прилег на диван и углубился в чтение. Но вновь к сердцу подкатила боль, тоска сдавила грудь, к горлу подступил ком. Бездумно я переворачивал страницы, цепляясь только за отдельные слова и не вникая в смысл написанного, но на описании псовой охоты взгляд невольно задержался, заскользил по строкам, очарование образов вовлекло в водоворот событий и не отпускало, пока длилась эта неимоверная скачка. Боясь стряхнуть шаткий миг успокоения, я вспомнил когда-то давно слышанные строки:
— Растерзать! — зубы щелкнут кастетом. Взвизгнет плеть, одарив скакуна, И ударят слова, как дуплетом, Нож сверкнет, тихий стон, тишина… А потом будут крики: — Ну, с полем! Знатный нынче у графа трофей! — Лет так двадцать, давай-ка поспорим, Взял такого же наш Тимофей… Будут спорить, до хрипа, до драки, За вином вспоминая те дни, И уставшие в беге собаки Лягут в серых полосах стерни. Костерок разведут у болота. Захрустят на костре вертела. Отшумела сегодня охота, И поземка следы замела…Там, кажется, существовало продолжение, но я его не помнил. Уснул я совершенно незаметно, а проснулся от скрипа открывающейся двери. Вскочив на ноги, первым делом огляделся по сторонам. Наконец сообразив, где я, взглянул на часы, время перевалило далеко за полдень…
— А Аркашка все играет? — из коридора донесся смеющийся голос Шафката. — Николай Михайлович, он, наверное, как я ушел, так из-за стола и не вставал?
Я ответил что-то нечленораздельное, а что я мог сказать, если спал?