Рейд в опасную зону. Том 1
Шрифт:
— Бонд, Джеймс Бонд, — тянет Колесников, ухмыляясь, — скажи-ка, как у вас там шпионские дела идут?
Американец молчит, только лицо кривит. Пыль у него на зубах хрустит, как и у нас. Колесникова это не останавливает.
— Осман, — переключается он на второго пленного, — А ты, у нас — турецкий понимаешь? Говорят, вы тут как родня. Давай, парниша, поговори с Бондом. Может, ему легче станет.
Осман молчит, прищурив глаза. Он знает, что мы не в настроении для пустых разговоров, но и отвечать Колесникову опасается.
— Да ладно тебе, молчун, — не унимается Саша. — Тут все свои. Хочешь, я на английском? How are you, mister Bond? Are you happy to be here?
Американец фыркает что-то сквозь зубы, но Колесников переводит сам.
— «Шикарно, спасибо за экскурсию». Ну, что ж, не за что!
Мы смеёмся тихо, но напряжение чувствуется. Шутки шутками, а воздух вокруг будто сгущается. Я краем глаза замечаю, как Акмаль впереди замедляет шаг и поднимает руку, сигналя всем остановиться.
Мы моментально замираем. Горы обманчиво тихи, но я уже знаю этот трюк — тишина здесь всегда перед боем.
— Что там? — шепчу, поднимая автомат.
— Вдогонку идут, — тихо отвечает Акмаль, прислушиваясь. — Маджид. Их много.
Имя брата Бахи звучит как приговор.
Этот гад пойдёт до конца, пока не доберётся до нас или не погибнет. Мы переглядываемся, быстро оценивая шансы. Отступать поздно, сражаться — единственный выход.
— В расщелину! — бросаю команду. — Пленных туда! Держать оборону!
Османа и американца буквально заталкиваем в узкую горную щель. Джеймс что-то говорит на английском, но Колесников шипит на него.
— Ты ещё спасибо скажешь, Бонд! Там безопаснее, чем на открытом поле.
Осман не сопротивляется, только смотрит исподлобья, как волк, вынюхивающий слабину.
Акмаль показывает точку для засады, и мы бежим на позицию.
Через пару минут из-за ближайшего холма выскакивают моджахеды. Бородатые, в чалмах, с автоматами, они тащат на себе зенитные пулемёты, походу, увидев в небе наши Ми –24, они открывают на них охоту.
В начале Афганской войны душманы стреляли, пытаясь сбить наши вертолеты из легкого стрелкового оружия –самозарядных винтовок и карабинов. А также станковых пулемётов винтовочного калибра.
Подоспевшая иностранная военная помощь обеспечила их более надежным эффективным оружием. У них появились крупнокалиберные зенитные пулеметы и скорострельные артиллерийские автоматы. Потом и переносные зенитные ракетные комплексы.
Основной опасностью для советской боевой авиации были именно — крупнокалиберные зенитные пулеметы и скорострельные артиллеристские автоматы. Они наносили около 75% повреждений нашей технике.
В 1984 году в группе моджахедов численностью около 40 человек обязательно был один крупнокалиберный пулемет. А в формировании из 100 человек — 4 ЗПУ
В ходе войны моджахеды захватили несколько наших 23- мм зенитных установок ЗУ –23, которые использовались
Душманы активно использовали трофейные ЗУ –23. Эти установки имели очень большую ценность у них. Досягаемость 23-мм снарядов по высоте составляла 2000 метров.
Буксируемыми установками они прикрывали свои стационарные объекты, а зенитками защищали колонны автотранспорта.
На охоте за Ми-24 отряд Маджида обнаруживает нашу группу…
Их крики сливаются в сплошной вой, который пробирает до костей. Пули начинают стучать о камни, от которых летят осколки. Я сжимаю автомат, стреляю в каждого, кто появляется в прицеле.
— Прикрой левый фланг! — орёт Колесников. — Беркут, их там десяток, мать честная!
Стреляем короткими очередями. Земля под ногами словно живёт своей жизнью, от каждого выстрела дрожит.
В какой-то момент я замечаю, что Акмаль с ножом исчез. Он всегда так — неуловимый.
— Граната! — кричу, замечая вспышку слева. Мы зарываемся в камни, но взрыв всё равно оглушает.
Пыль клубится, как туман.
И тут появляется он. Маджид.
Высокий, крепкий, автомат висит за спиной, в руках нож. Лицо перекошено злобой, а в глазах фанатичный блеск. Он бежит прямо на меня, и я понимаю — рукопашной не избежать.
Автомат на плече мешает, я сбрасываю его, доставая нож. Маджид подлетает, и его удар нацелен в грудь, но я успеваю отклониться. Лезвие проходит рядом, я чувствую, как его дыхание жжёт мне лицо.
Мы сцепляемся, как звери, катимся по земле. Он сильный, но я сильнее, потому что знаю, что на кону.
Я блокирую его удар, а потом хватаю за руку и выкручиваю её. Он рычит, как раненый зверь, но не сдаётся. Второй рукой тянется за пистолетом, который явно статусный, подчеркивает особое положение владельца.
Но я успеваю ударить его локтем по лицу. Он падает, пистолет вылетает из рук, душман тут же пытается подняться.
— Не выйдет, гад! — шиплю я, прижимая его к земле.
В этот момент я слышу новый звук. Наши Ми –24 летят назад. Краем глаза вижу, что двое моджахедов подкрадываются к расщелине, где мы спрятали пленных.
— Колесников! Расщелина! — кричу я.
Он кивает и бросается туда, оставляя мне Маджида. Я замахиваюсь ножом, но он вдруг начинает смеяться. Громко, хрипло.
— Ты не успеешь, — говорит он на ломаном русском. — Баха скоро будет здесь.
С этими словами он внезапно вырывается, ударяет меня по ноге и срывается вниз по тропе.
Я бросаюсь за ним.
Гул вертолётов становится громче.
Маджид хитёр. Он делает новый трюк — поджидает меня в засаде, едва я ровняюсь с ним, как он неожиданно выскакивает и нападает.
Мы сталкиваемся, как два зверя. Маджид несётся на меня, автомат висит за спиной, в руке он сжимает длинный кривой нож. Его глаза сверкают дикой ненавистью, и я вижу в них Баха.