Рейд в опасную зону. Том 1
Шрифт:
Но спокойствие длится недолго. Спустя пару часов является в мою палатку рядовой Мирошников.
— Товарищ старший лейтенант Беркутов, вас вызывает к себе подполковник Власов.
Никак не хочет оставить меня в покое!
И вот я стою перед дверью кабинета особиста — подполковника Власова. Два удара кулаком по двери — и голос изнутри, хрипловатый, будто после бессонной ночи.
— Входи, Беркутов.
Подполковник сидит за столом, едва шевеля ручкой в блокноте. Синие подтеки под глазами говорят —
Тоже был на задании? Интересно, на каком.
— Садись.
Сажусь напротив, скрип стула рвет тишину кабинета. Но Власов не торопится. Молчит. Щурится, как кот, наблюдая за мышью.
На столе лежит дорогая пачка сигарет.
— Бери, Беркут, — двигает мне поближе.
— Не курю, товарищ подполковник, — ровно отвечаю я, отметив про себя, что сигареты импортные.
— Значит, так, — медленно начинает он. — Ты хотел ликвидировать Баху?
Слова попадают, как выстрел в упор. Я выпрямляюсь, вглядываюсь в его лицо.
— Кто сказал? — голос мой звучит ровно, но внутри будто пружина сжимается.
— Неважно, — он кивает, продолжая что-то писать. — Важно, что я это знаю.
Секунды растягиваются. Он держит паузу, а я думаю, откуда он это знает?
— Баха ценный дух. Ты тоже так считаешь? — словно между прочим бросает он.
Мысли путаются, но я знаю — языка мы доставили. Живым. Задание выполнили.
Никаких претензий не принимать. Никаких признаний не делать.
Пусть назовут своего информатора. Проведут очную ставку. Его слово -против моего.
Вот тогда и поговорим.
Заодно помогут мне выявить крота в группе. А то я уже подозреваю каждого, кроме Колесникова, тот всё время был при мне. Не имел физической возможности кому — либо сболтнуть. Остальные все под подозрением. И от этого я испытываю дичайший дискомфорт.
Потому что я с ними хожу в разведку.
Но несмотря на это, один из них предатель.
И это факт, с которым не поспоришь.
— Про Баху ничего не знаю, на него задачу не ставили, — говорю четко, открыто глядя подполковнику в лицо. — Только на американца.
Власов поднимает голову, откладывает ручку в сторону.
В его глазах — хищный блеск.
Не ожидал, что я буду напрочь отрицать очевидное.
— Ты думаешь, я просто так интересуюсь? Или проверяю тебя? Осенью во время штурма 40 –й армии Баха уйдет… по крайней мере, может такое случится, — исправляется он, сверля меня глазами, наблюдая за моей реакцией.
Оба- на! Откуда такая уверенность?
Но внешне не подаю вида. Ни один мускул не дрогнул.
— Я думаю, кто-то хочет меня подставить. Где доказательства, что я интересовался Бахой? У вас они есть?
Слова звучат резко, но я не отступаю.
— Откуда у вас эта информация? Почему верите тому, кто это сказал, а не мне? — упрямо
Подполковник наклоняется ближе.
— Беркутов, ты не понимаешь, где оказался. Здесь не ты диктуешь правила.
Делает паузу, будто смакуя каждое слово.
— И я хочу услышать от тебя лично, — жестко произносит он. — Что ты собирался сделать с Бахой?
На понт берет. Давит.
— Ничего не собирался, — отвечаю без колебаний.
— А если я скажу, что в преддверии операции «Хайлан» ликвидация такого человека могла бы сыграть нам на руку?
Я невольно напрягаюсь.
— Почему это? — спрашиваю, словно мне самому это безумно интересно.
— Баха — фигура очень опасная. Твой американец, конечно, язык, но такой язык… — Власов щурится. — Он знает слишком много, а верить ему — себе дороже. В самый ответственный момент может подвести, что тогда?
Голос Власова становится мягче, почти дружелюбным. Я бы даже сказал, вкрадчивым.
— Мы ведь понимаем, что на войне важны не только приказы, но и интуиция. А твоя интуиция подсказывала тебе одно — этот человек — опасный. Разве не так?
Смотрю прямо ему в глаза.
— Никак нет, товарищ подполковник. Мне и в голову не пришло бы ликвидировать Баху.
Он поднимает бровь, слегка наклоняется вперед, скрестив руки на столе.
— Почему?
— Потому что дорога из кишлака была буквально — дорогой в ад. Мы тащились через узкие ущелья, где нас простреливали со всех сторон. Блокпосты моджахедов, снайперы — рисковать в такой ситуации пленным американцем, который был моей прямой ответственностью, было глупо. Он был нужен командованию живым, и я это понимал.
— Логично, — кивает Власов, но не отводит взгляда. — Но ты, Беркутов, парень с характером. Я тебя знаю. Ты не всегда действуешь по правилам.
— Я действую по приказу.
В его лице что-то меняется.
— Ты можешь думать, что угодно, — продолжает он после паузы. — Но я тебе скажу одно. На войне, как и в жизни, доверие — это роскошь. Ты понимаешь, о чем я?
Слова ударяют в точку. Эти же слова я уже слышал накануне от начальника штаба Бессмертного.
Уж не друзья ли они? Даже лексикон один, чёрт возьми!
Сейчас он играет роль доброго следователя. А полковник Бессмертный — злого. Они разыгрывают один и тот же спектакль. Хотят выставить меня перед командиром неуправляемым бойцом. Несмотря на выполненное задание, хотят сделать меня виновным. Ищут предлог. Для чего им это понадобилось?
Что за…!
— Если я захочу тебя подставить, — Власов снова взламывает тишину, — я это сделаю так, что ты даже не поймешь, откуда прилетело.
— Значит, вы не хотите понять, что кто-то пытается меня подставить? — мой голос звучит спокойно, даже чересчур ровно.