Рейдовый батальон
Шрифт:
Я осторожно взял огнемет в руки, тщательно прицелился в виднеющееся на переднем плане высокое строение. Полчаса назад там было видно какое-то движение. Выстрел – заряд влетел в окно, и большущее сооружение сложилось как карточный домик.
– У-ух ты, – единым выдохом произнесли все стоящие на крыше.
– Ура-а-а, – послышались восхищенные крики взвода.
– Теперь я, я! – заорал минометчик.
– Подожди! – одернул его Серега. – Иди вон из миномета стреляй. Дай нам самим пошалить!
Серж
– Не высовываться! Всем в укрытие, – заорал подошедший Кавун. – Вы тут что за цирк устраиваете?
– Да, вот «шмель» осваиваем, – ответил я.
– Ну что ж, теперь и я освою.
Ротному показали, как, и он выстрелил под наше дружное «ура». На связь вышел комбат Подорожник.
– Что за пальба? Чем стреляете?
– Подавили три огневые точки противника из «шмелей».
– Подавили… что-то я огневых точек не наблюдал. Разве оттуда по вам стреляли?
– Еще как.
– Больше не развлекаться. Хватит дома ломать!
Подорожника наконец-то утвердили в должности командира батальона, и он немного психовал.
– Да в общем-то, больше их целых и нет, – сказал ротный и, повернувшись к солдатам, Иван добавил: – Будем уходить – я выстрелю последний заряд. Ясно?
– Ясно, товарищ капитан. Стреляйте, не жалко, нам же легче: тащить не надо.
Ротный, улыбаясь, хлопнул по плечу взводного.
– Сергей! Ну что, угощайте чаем и ужином.
– Сейчас, сейчас. Плов узбеки, наверное, уже делают.
Все спустились вниз, оставив на крыше наблюдателя.
Неспеша попили свежий, горячий, настоящий чай, не из пакетиков. Усталые, мы полулежали у самодельного стола из перевернутых ящиков.
Блаженство. Душа отдыхала. Ноги и спина гудели все тише и тише. Наступало расслабление, наваливалась дремота.
Командир тяжело вздохнул:
– Да, мужики, нам сегодня пока везет. Вторая рота на засаду нарвалась, два «карандаша» ранено. Третья рота попала на растяжки в винограднике – семеро раненых. На КП батальона снайпер убил минометчика.
– Кого? – встрепенулся лейтенант-минометчик.
– Субботина, прямо в висок.
– Субботина… Хороший был солдат… Жалко-то как. Вот б… и.
– Валера! Будем уходить, все мины – в «зеленку». Может, кого завалим. Нечего их туда-сюда таскать. Понятно?
– Понятно, товарищ капитан, – ответил лейтенант Радионов.
– Валера! А ты не родственник нашего высокого начальства?
– Нет, даже не однофамилец. У нас первые гласные в фамилии разные.
– Н-да… – задумчиво произнес Острогин, – с гласной тебе явно не повезло. А то ты бы сейчас не с нами в «зеленке» валялся, а где-нибудь в кабинете, в штабе, наградные на себя выписывал.
Мы
Наступила ночь. Темная-темная, жуткая. Артиллерия продолжала изредка из чего-нибудь стрелять, в воздухе висели то световые мины, то «факела» (осветительные снаряды), то осветительные ракеты.
Время от времени трассы очередей вспарывали небо. Кто и зачем стрелял – неизвестно. Наверное, от страха или от тоски. Постепенно наступала прохлада, и с ней появилось множество комаров. Комары – это еще одно издевательство над усталым солдатом. Они проникали везде. Я забрался в спальник и закрыл лицо капюшоном от масхалата. Пищали эти гадости над самым ухом, время от времени бросались в атаку, заползали под одежду и кусали, кусали, кусали.
Нервы не выдержали, я встал, подсел к костру к бормочущим по-своему трем узбекам. Два однофамильца Якубовы и Исаков о чем-то весело вели свое непрерывное «хала-бала». Среди них очень выделялся Гурбон Якубов.
Здоровенный парень с большой кудрявой головой и пухлыми губами, добрый и очень веселый. Все время что-то писал по-узбекски в тетрадь или блокнот.
За мной следом поднялся и ротный. Тоже не выдержал налета комаров.
– Якубов, чай есть? – спросил я, присаживаясь.
– Нальем, товарищ лейтенант. Есть, есть хороший чай, – затараторил Гурбон.
– Дружище, ты откуда родом? Хорошо по-русски говоришь.
– Я из Ферганы, из самой. Был шеф-поваром в ресторане, работал в интуристе. Я очень хороший повар, а стал в армии простым автоматчиком. Жаль, что не поваром служу.
– Ну что ж, будешь главным поваром третьего взвода, шеф-поваром третьего взвода первой роты первого батальона.
Бойцы дружно засмеялись. Якубов – громче всех, и его щеки тряслись, как огромные узбекские лепешки-лаваши.
– А что ты все пишешь то в блокнот, то в тетрадь? Вроде не письма. Донесения Ахмат Шаху или Гульбеддину Хекматияру? – спросил ротный.
– А кто это? Я их не знаю, – заинтересовался солдат.
– Да это местные главари бандитов. Наверное, пишешь, сколько у кого патронов, как зовут командира роты и сколько боевых листков у замполита в походной ленинской комнате, – продолжал Кавун, улыбаясь.
– Да нет, что вы, товарищ капитан! – испугался солдат и быстро затараторил: – Я пишу в блокнот, что вижу вокруг. В основном о природе, о своих ощущениях.
– А-а, ты сообщаешь наше передвижение, маршруты выдаешь! – воскликнул я с издевкой и с напускным подозрением.
– Что вы, что вы, товарищ лейтенант! Я описываю, где был, что видел, что было за день.
– Ну а вот и шпион! В роте много пособников душманам, – грустно подытожил ротный. – Все смотрит, все записывает, все сообщает. Завтра расстреляем.