Рейхов сын
Шрифт:
– Быть может отрядить туда несколько человек, сэр?
– спросил Мак Оуэн.
– Постреляют, создадут видимость обороны, может и обманут бошей.
– Они, увы, немцы а не идиоты, полковник. К тому же противник заканчивает концентрацию сил. Держу пари, роту наш визави направит на охват фланга, а сам ударит на нас в штыки не позднее чем через десять минут.
– Думаете решится?
– усомнился сэр Джеймс.
– Уж звук выстрелов охотничьих штуцеров, а ими у нас вооружена едва не треть солдат, он от пальбы из современного оружия отличит, можете не сомневаться.
– бригадир извлек из кобуры револьвер и взвел на нем
– Не дурак, понял кто ему дорогу перекрыл. Эх, мы с вами пожили, умирать нам не страшно, Мак Оуэн. Об одном молюсь - лишь бы наша гибель была не напрасна, только бы успел Монтгомери стянуть силы хотя бы под Уолтон-на-Темзе. Если б знать что так и будет, счастливым человеком бы я покинул этот свет, сэр Джеймс. Пойдемте, нам надо подбодрить наших солдат перед их последним боем.
Бригадир и полковник прошлись по полнопрофильным окопам, отрытым волнотерами, теперь их же и вынужденными защищать. В большинстве своем это были либо уже пожилые, с сединой и залысинами почтенные отцы семейств, либо сущие юнцы, ученики колледжей и молодые рабочие, напуганные близостью врагов.
– Ничего-ничего, молодцы. С такими солдатами как вы я бы и от целой армии Лондон отстоял.
– словам Хорнблауэра, разумеется, мало кто верил, но при виде бравого боевого генерала при полном параде на сердцах у англичан становилось как-то легче, надеяться хотелось, что за таким командиром не пропадешь.
– Не раскисать, рядовой, а то выражение к лицу прилипнет, на порог приличного борделя не пустят!
– А, капрал Браун!
– Мак Оуэн тоже не отставал от командира.
– Смотрю, старая гвардия вновь в строю! Что, вдарим бошам как тогда, на Сомме?
– Благослови вас Господь, сэр, столько они здесь не продержаться.
Посыльный с наблюдательного пункта нагнал Хорнблауэра и что-то шепнул ему на ухо. Тот кивнул, и жестом отпустил обратно.
– Приготовиться к отражению атаки!
– громко приказал он, а потом, много тише, добавил.
– Немцы начали выдвижение к холмам, сэр Джеймс. Сейчас начнется.
Старики подошли к брустверам с револьверами в руках. Все что могли, они сделали. Оставалось только отстреливаться.
Сэр Горацио не ошибся - минуту спустя солдаты из «Великой Германии» начали атаку. Где короткими, а где и довольно длинными перебежками преодолевали они открытые пространства, мастерски укрываясь в мельчайших складках местности, отвечая на частую но беспорядочную пальбу ополченцев редкими, но убийственно точными выстрелами, сближаясь под прикрытием огня минометов и полевых пушек для последнего рывка.
Хорнблауэр выцелил очередного солдата в фельдграу и выпустил последний патрон из своего Веблея.
– Все.
– с мрачной торжественностью произнес он.
– Сейчас сойдемся.
Однако на сей раз бригадир ошибся. Отправленная на захват высот рота немцев, чего сэр Горацио не заметил, в панике улепетывала назад. Миг, и земля дрогнула от дробного грохота копыт, запели рожки, и через холмы, на рысях, перемахнул вал королевских конногвардейцев. Они шли умирать - за Англию и короля. В парадной форме.
Это было прекрасное, завораживающее и внушительное зрелище - казалось, время обратилось вспять и на Землю вернулись преславные времена герцога Веллингтона. В своих черных и красных мундирах, начищенных до блеска кирассах и шлемах с разноцветными плюмажами, с обнаженными палашами, кирассиры не задерживась на перестроения ринулись вперед, стремительно
– Это… - ахнул Хорнблауэр.
– Черт возьми, это великолепно, но так не воюют!
А передовые всадники, меж тем, уже врубились в правофланговую роту солдат из «Великой Германии», смяли их, обагрив кровью врага клинки, и ринулись дальше, среди взрывов, свиста осколков и пенья пуль.
– Примкнуть штыки!
– бригадир выхватил шпагу и вспрыгнул, одним движением, словно молоденький, на бруствер окопа.
– Поддержим гвардию! Боже, храни Англию! В атаку! За мной!
И первым ринулся вперед.
На подступах к Иерусалиму
17 сентября 1941 г., 11 часов 45 минут
– Вот отчаянная голова. Что творит, а?
– восхищенно произнес высунувшийся из люка командирского танка майор Вилко, разглядывая поле боя, где уже дымили два английских «Крестоносца» и французский R 40, в бинокль. Бинокль был отменный, цейсовский, выигранный в карты у одного из интендантов немецкого XIX-го танкокорпуса незадолго до наступления в Бельгии.
35-й отдельный танковый батальон Арсения Тарасовича первым вышел в предместья столицы Иудеи, прорвав слабое вражеское сопротивление под Рамаллахом, и теперь Вилко стремился закрепить успех. Первая и вторая роты батальона и вся имеющаяся мотопехота были посланы им охватить фланги, четвертая рота, состоящая из самоходок, отстала на марше, а третьей роте капитана Хальсена, вместе с приданным ему батальоном тувинских кавалеристов, майор приказал изображать наступление по центру, сковать и вытянуть на себя как можно больше сил неприятеля, покуда подходят основные силы бригады. Макс Александр так и сделал… поначалу. А сейчас, решив что врагов для него собралось вполне достаточно, рванул в атаку уже не мнимую, а реальную. Противотанковые двухфунтовки и 25-миллиметровки англо-французов ничего не могли поделать с его КВ - огонь же советских пушек для техники и живой силы неприятеля был смертелен, а скачущие немного позади бронированных махин кавалеристы готовились уже обогнать танки и сойтись с врагом в рукопашной. И в том, что это у тувинцев получится, и в том, что врага они опрокинут, Вилко ничуть не сомневался - Передовой полк вообще себя зарекомендовал в качестве первейшего пугала для солдат Новой Антанты. Там, где на своих мохнатых лошадках появлялись тувинцы, солдаты противника предпочитали побыстрее разбегаться с криками «Ой, мамочки». При том, что ни в какой особой жестокости, в отличие от тех же, например, зуавов, тувинские кавалеристы замечены не были.
– Вот бiсов сын. Эдак наш Хальсен Львиное Сердце в одиночку освободит Гроб Господень.
– пробормотал Вилко и спустился внутрь танка.
– Непорядок, надо поучаствовать.
– Товарищ майор, штаб бригады вызывает.
– тут же доложился радист.
Выслушав приказ, короткий, емкий и, по сути своей, нецензурный, Арсений Тарасович плюнул в сердцах, ругнулся, и оттеснив радиста лично отдал распоряжение всему батальону отступать.
– Командир, ну я ж их почти дожал!
– раздался из динамиков возмущенный вопль Хальсена.
– Через полчаса, - край, - за околицу зацепимся!