Рейхов сын
Шрифт:
На «Оклахоме» не было возможности быстро задраить все открытые двери и люки или герметизировать поврежденные отсеки. В самом начале атаки корабль получил три попадания торпед в левый борт и сразу же начал крениться в эту сторону. Дифферент на борт быстро достиг почти критического размера, когда опрокидывание корабля стало бы неизбежно, и лишь после этого, мужественными действиями экипажа, корабль удалось отстоять от катастрофы. Однако, еще год линкор простоял в ремонте.
Получили значительные повреждения (достаточно значительные, чтобы Японский Императорский Флот не вспоминал о них минимум полгода) и остальные линкоры, хотя затонул по результатам налета только «Юта», ошибочно принятый японцами за действующий линейный корабль флота, а также крейсера
«Невада», которая стояла на якоре одна, была единственным линейным кораблем, давшим ход во время атаки. Когда начался налет, старшим по званию офицером на корабле был лейтенант-коммандер Томас, который совершенно логично рассудил, что у него будет больше шансов спасти корабль, если он выведет его в открытое море, где линкор сможет маневрировать. Не ожидая проведения обычной подготовки, линейный корабль развил ход и начал двигаться к выходу из гавани. Пройдя мимо объятых пламенем «Аризоны» и «Пенсильвании» на расстоянии не более чем пятнадцать метров, он повернул на фарватер. Пикировщикам Нагумо представлялся необычайно удобный случай потопить корабль на фарватере, закупорив таким образом выход из гавани, однако увлеченные избиением неподвижных «Лексингтона» и «Энтерпрайза» они упустили этот шанс, и корабль смог выйти в открытое море со сравнительно небольшими повреждениями, нанесенными слабо еще слетанными и не так хорошо подготовленными пилотами с «Сёкаку».
Но смелый прорыв «Невады» мало уже что менял. Разгром Тихоокеанского Флота США был полнейшим - все линкоры получили значительные повреждения, а оба авианосца просто перестали существовать как боевые единицы. И мало уже роли играло то, что все находившиеся вне базы корабли еще в самом начале атаки получили тревожное сообщение: «Воздушный налет на Перл-Харбор. Тревога не учебная. Повторяю - тревога не учебная». Предупреждать было особо и некого.
А днем позже немцы начали операцию «Зеелёве».
Из письма начальника морских операций адмирала Старка от 20 ноября 1940 г.
«Можно считать, что относительно малая глубина воды в Перл-Харборе ограничивает необходимость применения там противоторпедных сетей. Для успешного сбрасывания торпед с самолетов нужна глубина минимум 75 футов, а желательная глубина 150 футов».
Из инструкции о безопасности кораблей в районе Гавайских островов.
«…никакая ответственная иностранная держава не будет провоцировать войну нападением на наш флот или базу, но безответственные и заблуждающиеся граждане такой державы могут попытаться блокировать вход в гавань, установив мины или предприняв внезапное нападение на корабли в Перл-Харборе…»
Из письма министра военно-морских сил полковника Нокса военному министру Стимсону от 24 января 1941 г.
«Безопасность Тихоокеанского флота США во время пребывания в Перл-Харборе и безопасность самой военно-морской базы Перл-Харбор в течение последних нескольких недель снова была предметом изучения Военно-морского министерства и находящихся в строю кораблей. Повторное рассмотрение этого вопроса отчасти было ускорено все возрастающей серьезностью обстановки, с точки зрения отношений с Японией, и сообщениями из-за границы об успешных налетах бомбардировочной и торпедоносной авиации на корабли во время их пребывания в базах. Если вспыхнет война с Японией, то вполне возможно, что военные действия
По моему мнению, существующая в случае такого налета опасность большой катастрофы для флота и военно-морской базы требует более быстрого принятия всех мер, которые повысят готовность армии и флота противодействовать такому налету. Можно считать, что в подобном случае возникнут два вида опасности, а именно (в порядке их значительности и вероятности):
1) бомбовая воздушная атака;
2) торпедная воздушная атака…»
Из письма начальника морских операций адмирала Старка командующим флотами от 28 августа 1941 г.
«Настоящее послание должно считаться предупреждением о предстоящей войне. Переговоры с Японией, имевшие целью стабилизовать обстановку на Тихом океане, прекращены, и агрессивное выступление Японии ожидается в самые ближайшие дни… Дальнейшее поведение японцев предсказать невозможно, но военные действия могут начаться в любой момент».
Из письма Военного министра Стимсона командующему Гавайским отрядом генерал-майору Шорту от 28 августа 1941 г.
«Если войны нельзя избежать, то США желательно, чтобы Япония первая совершила открытый враждебный акт. Такую политику не следует истолковывать как ограничение ваших действий в той степени, которая может создать опасность для вашей обороны. До начала Японией военных действий вам предлагается предпринять разведку и принять также другие меры, какие вам кажутся необходимыми, но эти меры должны приниматься таким образом, чтобы они не вызывали тревоги гражданского населения и не выдавали своей цели».
Окрестности Харькова, штаб 14-ой ттбр
06 сентября 1941 г., 11 часов 00 минут
Отношения со своим преемником на посту батальонного комиссара у Вилко не складывались. Молодой и резвый младший лейтенант госбезопасности, поставленный на эту должность, проявил то, что начальство называет «похвальное усердие», а отбывший к месту новой службы Бохайский характеризовал как «такую б мощь - да в мирных б целях». По-хорошему-то Арсений Тарасович резвого мамлея, конечно, понимал - сам был некогда юн и отлично себя в этом возрасте помнил. Хотелось комиссару громкой славы, блестяще раскрытых происков врага, разоблачения вражеской агентуры, карьерного роста, наконец, а не кропотливой, нудной и тяжелой работы по воспитанию личного состава. Выслужиться лейтенант хотел, проще говоря.
Все это Вилко понимал, о бдительности помнил, и где-то, возможно, и рад был бы помочь младшему лейтенанту, но видеть в каждой тени врага, а в каждом движении - заговор… Нет, этого новоявленный комбат не понимал, не разделял и вообще считал чистой воды паранойей. Впрочем, терпеть комиссара Ванницкого приходилось - сослуживец все же, куда от него деваться?
– осадить же его, умерить пыл, майор не спешил. Приглядывался. Прикидывал, свернет себе младший лейтенант шею, или же поумнеет.
– Ба, Андрей Владимирович!
– воскликнул Вилко, увидав в коридоре штаба бригады Ванницкого, с папкой подмышкой.
– Ты что тут делаешь?
– Да вот… - нехотя ответил комиссар.
– Жду. К начальнику особого отдела бригады на прием записался.
– О как.
– с неопределенным выражением хмыкнул комбат.
– С докладом?
– Да нет.
– Ванницкий поморщился.
– Посоветоваться хотел. Сомнения у меня есть.
– Посоветоваться со старшим товарищем, это всегда полезно.
– покивал майор.
– А что ж ты ко мне не подошел? Может и я чем помог бы?
– Да дело тут такое… По нашему ведомству.
– лицо младшего лейтенанта стало кислым окончательно, он оглянулся воровато, и, понизив голос произнес, глухо, зловеще, как персонаж дешевой пьески.
– Подозрения у меня есть по поводу некоторых товарищей в нашей части. Конкретно - в нашем батальоне. Ну, вы понимаете?