Рейн и Рийна
Шрифт:
Только теперь Рейн чувствует страх. Он не ищет на лицах стоящих одобрения или признания. С опаской оглядывается назад, словно боится преследования, криков, милицейского свистка, мелькания синефиолетовой мигалки…
— Гип-гип — ура! — неожиданно вопит Толстяк, словно очнувшись от наваждения, и разражается рукоплесканиями, как это принято по окончании представления.
— На все двести процентов! — деловито отмечает Длинный. Он доволен. Он вполне доволен собой. Рейн запросто поддается внушению, влиянию, воздействию… в общем, какие там еще бывают слова насчет превосходства одного над другим, о подчинении одного другому. К тому же
Рийна, неожиданно засмеявшись, хлопает в ладоши, кричит: «Ура!», потом бросается Рейну на шею и с жаром целует его.
И вновь жизнерадостность бьет в ней через край, но жизнерадостность наигранная.
— Бизнес! — командует Длинный. — Пятерку Рейну. Без ритуала!
Казначей недовольно поводит плечом. Щедрость Длинного ему не по душе. К чему широкие жесты? Стоит ли новенького в первый же день осыпать золотом? Но приказ есть приказ, распоряжениям надо подчиняться. К тому же деньги в бумажнике Бизнеса водятся в основном благодаря хитроумным планам Ильмара. Кассир любовно перебирает голубые и красные купюры и наконец нехотя протягивает одну голубенькую Рейну.
Рейн не тянет за ней нетерпеливую руку, но глаз отвести от денег он не в состоянии. Случилось нечто невероятное, за один вечер он стал обладателем двух пятирублевок! А что, если они только дразнят его? Измываются над ним… Рука не поднимается, не тянется за деньгами. Осторожность сдерживает ее.
Выход из положения находит Рийна. Она выхватывает у казначея пятирублевку и сует ее Рейну в карман куртки. Рейн не возражает против такого поворота дела, лицо его даже проясняется: то, на что он не мог решиться, — протянуть за деньгами руку — отпало само собой.
И снова в Рийну как будто бес вселяется. Она лохматит Рейну волосы, и они падают ему на лицо. Рийна собирается сделать то же самое и с вихрами Толстого, но тот грубо отталкивает ее.
Но Рийне никак не угомониться.
— А ну, давайте польку! — она хватает Рейна за плечи и, напевая мотив, пытается заставить его пуститься в пляс.
— Кончай дурачиться! — командует Длинный. — Еще мильтонов накличете! Расходимся!
Бизнес обнимает Лори за талию, и они, не сказав ни слова, уходят За ними в тени деревьев исчезают и Длинный с Толстым.
— Ты где живешь? — спрашивает Рийна.
— Да там… на Сыле…
— Нам же по пути! — восклицает Рийна и тянет Рейна за собой. Рейн не сопротивляется.
4
«Спрашиваю сегодня Рейна Эрма, не слишком ли разорительны для их семейного бюджета его занятия в городском фотоклубе. А он говорит, мол, один энтузиаст-фотограф, инженер какой-то, взял над ним шефство. Разрешил ему пользоваться своей фотолабораторией, аппаратурой, химикатами. И ни копейки с него за это не берет. Да еще помогает парню дельными советами. На мой взгляд, работа с молодежью в этом фотоклубе поставлена очень толково. И результаты уже налицо — на последней выставке Рейн получил диплом!» (Из разговора классной руководительницы Элли Каземаа в учительской.)
5
Рийна по-свойски, словно старого знакомого, берет Рейна под руку. Такая свобода и близость
Рейн и Рийна бредут по центру города, мимо ярко освещенных витрин. Рийна все такая же оживленная и веселая, временами она совсем по-детски скачет на одной ножке, сталкивает Рейна с тротуара, ведет его так, что он едва не врезается в фонарный столб, хохочет, бросается вдогонку за встречной кошкой.
— Глянь, платье какое красивое, а! — Тянет она Рейна через дорогу, к витрине магазина.
— Красивое… — соглашается Рейн машинально. Он смущается и чувствует себя неуверенно. Он не умеет, не может скакать вместе с ней, хотя его и тянет поддаться ее веселью, но так, ни с того ни с сего, серьезный парень не может переключиться на другую волну.
Рийна берет Рейна за руку и пускается бежать. Они лавируют среди прохожих, перепрыгивают с тротуара на мостовую и обратно. Постепенно и Рейн увлекается этой суматошной ребячьей беготней. И еще ему кажется, будто он носился так по улицам бессчетное множество раз. И всегда вместе с Рийной, с такой вот Рийной… Да с кем же еще! Еще ни одна девчонка не брала его так за руку и не тащила за собой, звонко хохоча. Кажется, Рийна существовала всегда, всегда смеялась, всегда тянула его за собой. Наконец Рийна как будто устает немножко.
Вдоль ведущей в гору улицы тянется лестница. Рийна увлекает Рейна за собой. Спотыкаясь, перепрыгивая через ступеньки, они поднимаются все выше и выше. И тут Рийна окончательно выдыхается и, тяжело дыша, опускается на гранитную ступеньку.
— Ну давай еще немножко, там, наверху, есть скамейки… — уговаривает ее Рейн и заставляет подняться. Повиснув на руке Рейна, еле волоча ноги, Рийна преодолевает последние ступеньки уже в полном изнеможении.
Наверху, на гребне бывшего крепостного вала, она опускается на первую попавшуюся скамейку и жестом приглашает Рейна сесть рядом. Немного отдышавшись, Рийна начинает болтать ногами. Затем прижимается к Рейну, кладет голову ему на плечо. Чувствуется в этом движении заученное кокетство, но еще больше в нем жажды простой близости и дружеского участия. Постепенно Рийна успокаивается, наигранная оживленность мало-помалу проходит, она словно превращается в какого-то другого человека, а может быть, она становится сама собой?
Рийна закрывает глаза, и Рейн не решается потревожить ее ни словом, ни неосторожным движением. Так приятно ощущать, что Рийна освоилась с ним, что она так близко, что ее волосы касаются его лица, что коленки ее рядом с его коленями. Во всем этом для Рейна столько волнующей притягательности, но, пожалуй, еще больше какого-то домашнего покоя. Рейну хочется сказать, сделать что-то, но он не умеет, не осмеливается. В конце концов он поднимает руку и проводит ею по волосам Рийны.
Девушка вздрагивает и открывает глаза, словно очнувшись от дремы. Рука Рейна замирает в воздухе. Рийна берет ее и опускает к себе на колени.