Режим бога (Последний шаг)

Гомонов Сергей

Сейлио Ваднор завел машину по всем правилам. Если новая власть еще не обладает достаточным богатством, чтобы накормить холуев и стадо, если великие идеи либо отсутствуют изначально, либо иссякли, не привившись в народе на голодный желудок, на помощь приходит главный стимул — страх. Погрузи свое стадо в беспрерывный страх, заставь каждого лопуха думать о том, что за ним внимательно приглядывают, и ты прослывешь самым лучшим, самым справедливым и также самым мудрым вожаком. Даже трезвомыслящие не посмеют пикнуть против тебя не слова, а для остальных ты станешь идолом.

Поначалу каторжники установили эту систему только в подземном городе. Это через

шестьсот лет дух гиены вырвется из катакомб и задавит весь Кийар. Который к тому времени уже успеет стать новой столицей Кемлина. Да что там — этот дух задавит весь Кемлин! Отработанное в веках, правило действовало без сбоя. Лопухи и сами не заметили, как поклонились новым правителям, чувствуя что-то зловещее, порождаемое самозванцами. И с тех пор они боялись уже всего, а боящийся — уязвим.

Рыжий Валторо помер на склоне лет, но совсем еще не старым. Нашли его в большом расчищенном от песка зале глубоко под землей. Схватившись за грудь окоченелой рукой, мертвец лежал в двух шагах от неведомого устройства, секрет коего так захочется разгадать полководцу Гельтенстаху. Как утверждали очевидцы, в глазах Валторо застыл ужас, будто перед смертью встретил он чей-то грозный призрак…

* * *

Словно ветром сдуло семь веков.

Там, где в последний раз пировали Сейлио Ваднор и Валторо, располагалась клиника Тайного Кийара, и комната, где когда-то был потайной лаз, теперь стала палатой. Именно в ней на большой специальной кровати лежала девушка, доставленная из Восточного Кийара. Молодая, очень приятной наружности, она существовала только за счет приборов, заставлявших ее легкие дышать, а сердце — вяло биться, качая кровь. В ее карте значился диагноз: «кома». Кто из специалистов только ни осматривал ее в ночь поступления и на протяжении следующих суток, но установить причину заболевания не удалось ни одному светилу Кемлина. Отключись вдруг система — и через несколько минут неподвижная оболочка умрет насовсем.

Утром вторых суток возле палаты стало суетно. Появились военные из спецподразделения, заняли переходы. Откуда ни возьмись нагрянули чиновники с осмотрами. Потом все стихло, и только тогда в клинике появился тот самый мужчина, что разговаривал с ошибочно арестованной Пепти Иссет на съемной квартире верхнего Кийара.

Гатаро Форгос совмещал несколько должностей. Он был одним из «отцов» объединенной столицы, а при Самом выполнял функции советника по здравоохранению и средствам массовой информации, в связи с чем владел крупным издательским домом «Вселенский калейдоскоп-пресс», диктующим свои правила на медиарынке.

Для своих сорока пяти выглядел он великолепно. Под землей он никогда не надевал очки-хамелеоны, заставляя приближенных вздрагивать от странного взгляда серых глаз. Его зрачки изредка взблескивали, словно переливающаяся ртуть, и людям казалось, что за их зеркальной поверхностью таится древний потусторонний мир, готовый затянуть туда дерзнувшего чересчур долго смотреть в глаза советника.

Безупречно одетый, безупречно выбритый и подстриженный, Гатаро Форгос смотрелся, как человек с обложки. Во всем его облике сквозило довольство холеного баловня судьбы. У него почти не было возрастных морщин, да и пепельно-русые волосы оставались такими же густыми, как в ранней юности, без малейшего намека на седину.

— День добрый, мэтр Форгос! — встретив у двери в палату, поприветствовал советника главный нейробиолог столицы. — Надеюсь, в добром здравии?

— Вашими молитвами, мэтр Пинерус, — чуть

насмешливо ответил Форгос, приостанавливаясь возле небольшой группы врачей. — Что наша засоня?

— Без изменений, господин советник, — развел руками Пинерус. — Как после Призыва…

Форгос поморщился:

— Да ну вы бросьте! Сколько бы она прожила после Призыва?

В бархатистом голосе мэра послышалось ироничное недоверие. Нейробиолог отвел взгляд и вздохнул:

— Смотря после чьего…

— Моего, — советник улыбнулся.

— Она? Пожалуй, часа полтора.

Улыбка Форгоса тут же погасла:

— Вы шутите? Полтора часа сопротивления? Мне?!

— Да, господин советник. По меньшей мере — полтора часа.

— Я уже хочу посмотреть на эту крошку. Полтора часа! — хмыкнул он себе под нос, входя в палату. — Ну надо же!

Ему стоило, не оглядываясь, лишь поднять руку, чтобы Пинерус тотчас же вложил в его ладонь папку с историей болезни. Форгос сунул папку под мышку и проследовал прямо к кровати.

— Оставьте нас все, тут не представление, — потребовал он, заглянув в лицо Нэфри Иссет.

Врачи и его личная охрана поспешно ретировались за дверь.

Форгос обошел изголовье, рассматривая приборы.

— Ну, здравствуй, беглянка. Оказывается, я хорошо знаю твоего папашу. У вас с ним даже вкус один и тот же… — он стремительно наклонился к ней и почти лизнул в шею. — Совсем тот же! Мы так замечательно спорили с ним, и он убеждал меня, что питающую сущность обмануть нельзя. Ха-ха. Вот он и не смог, к нашему обоюдному огорчению. А я ведь его убеждал тогда, что ставить преграды самому себе глупо, развитие бесконечно и можно все, нужно лишь пожелать! Да… Так что мне с тобой теперь делать, красавица? М? Есть идеи? Во всяком случае, идеи, как спрятать эту шкатулку у тебя были…

Советник уперся руками в края кровати возле ее плеч, нависнув над Нэфри мрачной тенью. Аппарат искусственного дыхания продолжал шипеть, по экрану кардиографа бесшумно бежало зубчатое кружево, меняющиеся по форме пятна плавали на мониторе энцефалотомографа, шлем которого прикрывал верхнюю часть головы девушки. Нэфри напомнила Форгосу создание из фантастической киноленты, наполовину сделанное из органики, наполовину из синтетического вещества. Он подумал, что хорошо бы сейчас перещелкнуть какой-то тумблер, чтобы она взяла и поднялась, как показывают в тех фильмах.

— Не вижу я тебя, — наконец признал советник разочарованным тоном. — Не вижу нигде, уж прости, крошка. Куда тебя занесло?

Он оттолкнулся от нее, выпрямился и пролистал историю болезни, после чего в задумчивости пощипал подбородок:

— Гм… Протоний покарай, ну а если это и в самом деле именно кома? Не выход, а кома? Ведь так подумать — а может, зря я бросил врачебное ремесло? Сейчас был бы умным, нашел способ тебя поднять…

Форгос и в самом деле бросил медицину девятнадцать лет назад. Как обрубило. До сих пор он втайне считал, что из него мог бы получиться неплохой нейрохирург. Однако все сложилось так, что ему пришлось пойти по политической стезе, и новая карьера вела отсчет с Нового года девятнадцатилетней давности. Теперь Форгос знал, что произошло в ту новогоднюю ночь в складской части предприятия, соседствующего с подземной клиникой. Он уже перещелкнул тумблер своей судьбы, и теперь оставалось лишь ждать подходящей волны, которую нет-нет да присылает море жизни. И, кажется, сейчас эта волна была уже на подходе. Советник не знал, с чем или с кем она связана, но что-то приближалось, что-то готовилось…