Режиссёр смерти: Последний дебют

Кипари Сан

– То есть, по-твоему, мы должны дождаться втог’ого убийства, чтобы опг’еделить убийцу?! – раздражённо вскричал Максим Убаюкин.

– Я не это имею в виду! Я имею в виду то, что у нас нет достаточно улик, чтобы указать на кого-то одного, и надо продолжать поиски выхода и новых улик! Из подозрительных у нас Сэмюель Лонеро и Ева Вита, ибо их вещи были на месте преступления, но их могут подставлять! Кольцо Евы Виты не было окровавлено, а, значит, его подложили, а господина Лонеро явно пытаются подставить!

– Предлагаю разделиться

и снова осмотреть гостиницу, а то мало ли мы что-то упустили, – предложил Пётр Радов, закуривая сигарету. Хоть он и выглядел спокойным, на деле трясущиеся руки выдавали его нервозность.

Все согласились, кроме Лебедины Грацозиной. Она выглядела ужасно плохо: кожа её была белее мертвеца, под глазами проявились поцелуи бессонницы, глаза покрыла мутная кисея. Посмотрев на всех, она резко поднялась со стула и пошатнулась. К счастью, рядом с ней был Гюль, который схватил её на руки и не дал упасть на пол.

– Госпожа Грацозина! – с ужасом воскликнула Ева, бросившись к хореографу. Женщина тяжело задышала и закрыла глаза рукой.

– Всё... в порядке. Я просто себя немного нехорошо чувствую...

Ева прижала ладонь к её лбу и отпрянула.

– Да у вас самая что ни на есть горячка!

Стюарт с волнением в лице воскликнул:

– Ева, господин Ворожейкин, прошу вас, отведите госпожу Грацозину в её комнату и проследите за ней! А, остальные, отправляемся расследовать гостиницу! Вдруг мы что-то отыщем... – и добавил шёпотом: – Хотя вряд ли...

Ворожейкин и Вита отнесли Грацозину в её комнату, а остальные разделились на небольшие группки и отправились исследовать гостиницу, однако, к сожалению, они ничего не отыскали. Пётр со Львом спустились на первый этаж и попытались выломать железную дверь, но ничего не вышло. Табиб отправился на поиски своей аптечки, но понял, что её у него забрали и впал в самую что ни на есть панику.

Стюарт вместе с Эллой после осмотра зашёл в комнату к Лебедине. Гюль сидел за столиком, а Ева возле постели заболевшей. Хореограф лежала в постели, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы и жмуря уставшие глаза. К счастью, она, пока что, не бредила.

– Как вы себя чувствуете, госпожа Грацозина? – с беспокойством вопросила Элла.

– Ей очень нехорошо, – ответил за женщину Гюль. – Скорее всего, у неё температура. Где доктор с аптечкой?

– Такута не нашёл свою аптечку. Подозреваем, что её выкрали, пока мы спали, – сказал Стюарт. Заметив в руках поэта камешки для предсказаний, он спросил: – А вы что делаете?

– Пытаюсь понять, кто убийца и кто может стать следующей жертвой.

– И как? Выходит?

– Пока что камни молчат и не дают мне ответа, как бы я ни старался.

Кинув повторно камешки, Ворожейкин замер и широко распахнул глаза.

– Убийца здесь!

– Что?!

Все вскочили на ноги и ошеломлённо уставились на старика. Гюль перекинул камешки, и они показали то же самое.

– Убийца здесь! Камни не могут лгать;

в этой комнате может находиться наш жестокий убийца!

– Это не я! – сразу же воскликнула Ева, отпрянув от кровати и жутко побледнев от ужаса.

Гюль внимательно присмотрелся к своим камешкам и ударил себя по лбу:

– Ох, прошу прощения, камешки сказали, что в этой комнате находится не убийца, а убитый; тот, кто может стать следующей жертвой!

Неожиданно Лебедина страшно закашляла и закрыла рот кулаком; всё тело её сотрясалось и дрожало. Коллеги с испугом бросились к её постели, однако она всех остановила жестом и красными слезящимися глазами посмотрела на Стюарта.

– Всё в порядке... – женщина на мгновенье замолкла и прошептала: – Фиолетовый цвет может значить скорбь и духовную силу... это цвет загадки и ночи... также он ассоциируется с бегством от реальности... и трауром... Чёрный цвет – цвет того, что всё... будет... хорошо... всё будет... хорошо... как сказал малыш... Сэмюель...

Она закрыла глаза и рухнула на подушку.

– Не может же быть так, чтобы она умерла от болезни?.. – испугано спросила Ева.

– Всё может быть, к нашему несчастью... – покачал головой Гюль.

Спустя некоторое время к ним в комнату пришёл Такута с градусником, который он еле-еле отыскал у себя в сумке, и померил больной температуру. Градусник показал 39,2. Доктор отправил Стюарта и Гюля за графином и стаканом воды, а Эллу и Еву попросил намочить полотенца и обтереть всё тело Лебедины. После процедур пациентка погрузилась в тревожный сон. Табиб наказал остаться с ней только Еве и Элле, а мужчин повёл из комнаты прочь.

– Если что-то произойдёт, зовите, я буду неподалёку, – напоследок сказал доктор.

Между тем Сэмюель стал свидетелем очень необычной и милой картины: Марьям Черисская, сидя на диванчиках второго этажа, после небольшой стрижки расчёсывала волосы Льву и заплетала их в большую предлинную косу.

– Вот так вот! Теперь ты очень красивый и стильный! – самодовольно улыбнулась она, уперев кулаки в бока.

– Спасибо, Марьям, – Лев повернулся к ней и обнял её, чем сильно смутил девушку.

Сэмюель радостно хлопнул в ладоши и подошёл к ним.

– Вы друг другу косички заплетаете?

– Да, – враз ответила пара.

– А можно мне присоединиться к вам?

– Конечно-конечно!

Сэмюель сел между ними, и Марьям стала заплетать ему косу, рассказывая о своей прошлой работе в ныне популярном салоне красоты. На удивление, никакие острые словечки не вертелись на её языке, наоборот она говорила ласково и чуть чего лучезарно улыбалась; щёки её покрывались клубничным румянцем, глаза живо блестели и поражали, пленили своей неземной красотой. Несмотря на всю страшную обстановку, что окружала их, они беззаботно смеялись, совсем позабыв про убийство и убийцу.