Режиссёр смерти: Последний дебют
Шрифт:
– Да, Пётр, так было бы легче, но у нас, увы, нет такой возможности...
Неожиданно из фойе раздался душераздирающий крик, и тотчас мужчины с Илоной бросились из столовой прочь.
Глава 7.2. Минус два
Когда все вышли из столовой, оставив следователя, доктора, фотографа и солиста с Бездомником наедине с трупом, Марьям вновь взвинтилась, обернулась, отчего её блондинистые волосы сверкнули золотом на свету, и криком обратилась к хмурому Борису:
– Ты ведь убил его?
– Зачем мне убивать лучшего друга?! У тебя бебе с баба?! – он прокрутил пальцем у виска и присвистнул.
– У меня-то всё в порядке, в отличие от тебя! Грязный братоубийца, грязный и мерзкий душегуб!
– Я спал, когда всё это происходило! Почему ты меня топишь в обвинениях?!
– Потому что ты сумасшедший, очевидно же! Никто кроме тебя себя не ведёт, как отсталый и жестокий безумец! И ты угрожал господину Ворожейкину в расправе!
– Ребята, хватит... – враз попросили их Максим с Евой, но те только сильнее взъелись и готовы были перегрызть друг другу глотки.
– Да ты не понимаешь, как сильно закопал себя словами против Макса!
– Ты дура тупая, раз не понимаешь, что я не братоубийца и мне не было смысла убивать своего брата по крови!
– Ты даже сильно не горюешь по господину Ворожейкину!
– Ты не смеешь говорить, что я не горюю! Ты даже не понимаешь, насколько мне плохо, просто я не хочу этого показывать!
– Если плохо, то почему не рыдаешь в три ручья?!
– Да потому что я – мужик, мне слёзы ни к чему! Это вы, бабы плачете по всяким мелочам!
– Как ты меня назвал, тварь?!
– Да ты сама по Элле не горюешь! Никто не видел твоих «трёх» ручей по умершей, как ты сама соизволила выразиться!
– Не смей упоминать её имя! – задыхаясь, вскричала Марьям. Слёзы брызнули из её глаз.
– Хватит! Умоляю вас, хватит ругаться! – бросился к ним Сэмюель.
Марьям сразу же замолкла, опустила взгляд в пол и разрыдалась, закрыв раскрасневшееся лицо руками, а Борис, нахмурившись, плюнул ей в ноги, зашёл на кухню и хлопнул дверью. Фойе ненадолго погрузилось в молчание, пока неожиданно к ним не вышел солист, вооружённый кухонным ножом. Глаза его сверкали пламенем безумия, бледные губы расплывались в зловещем оскале, а рука сжимала рукоять ножа.
– Борис! – вскричал ужаснувшийся Сэмюель, но подойти к приятелю не рискнул.
Остальные отпрянули от обезумевшего, как от огня и хотели позвать на помощь мужчин из столовой, как вдруг Борис загоготал и прошёлся ножом по воздуху, как бы выбирая свою жертву.
– Раз уж вы мне верить не хотите, что я невинен и никого не убивал, так узрите это воочию! – воскликнул он, замахнулся и пырнул себя ножом в живот.
Ева Вита и Марьям Черисская закричали от ужаса, когда Феодов вынул из себя нож, закатил потускневшие глаза и рухнул на пол, и кровь озерком медленно расплывалась под ним. Нож с грохотом упал возле его головы. Сэмюель Лонеро и Максим Убаюкин
– Твою мать, сумасшедший! – вскричала Илона, поняв, что произошло, и бросилась к Борису. Однако было поздно: он уже не дышал.
– Что произошло?! – обратился ко всем тяжело дышавший Стюарт, словно он сломя голову бежал по лестнице.
– Он убил себя!! – закричала Марьям и бросилась ко Льву в объятия. – Он убил себя, убил, убил!
– Что?! Il est fou, bien sur, mais pas autant! (фр.: Он, конечно, сумасшедший, но не настолько же!) – Пётр Радов ударил себя по лбу и прикусил губу.
– Минус второй?.. – спросил в пустоту Табиб Такута и бросился к дивану, на который рухнул без сознания. Кажется, его хрупкая психика не выдерживала столь большое количество смертей, тем более за один день.
– Нет, бесполезно, – заключил Максим Убаюкин, поднявшись на ноги. – Он мёг’тв, безоговог’очно и на сто пг’оцентов.
– Зачем он это сделал? – спросил Стюарт.
– Он сказал, что... что... таким образом докажет, что он невиновен... – ответил бледный Сэмюель и расплакался. – Почему он убил себя, Стюарт?.. Почему?..
– Может, он не смог перенести смерть лучшего друга и решил умереть вместе с ним? – предположил Лев Бездомник.
– Но это глупо! Я же не убила себя после смерти Эллы! – вскричала Марьям в истерике. Слёзы струились по её красным щекам, а бедное сердце бешено стучало и металось в сомнениях: виновата ли она в том. Что довела Бориса до самоубийства или нет? Она не могла понять и тащить столь тяжёлый крест не хотела.
Прервав всеобщие метания, раздался механический гул, скрежет и, наконец, зевающий голос Затейникова:
– Добр-рое утро, друзья мои! Ой-ёй, кажется, нас стало на два меньше! Какая жа-алость! – он зло хихикнул. – Но тем интереснее! Одного убили, второй самоубился – ну что за прелесть! Вот это дружба до крышки гроба, как говорится! Романтично... как в каких-нибудь книжных романах! И уже какая по счёту смерть? Пятая? А вы до сих пор не отыскали убийцу! А время-то идёт: тик-так, тик-так... Сколько ещё смертей вам понадобится, чтобы добраться до жестокой и беспощадной истины? Ну и что могу ещё сказать? Вам осталось всего-то пару дней, прежде чем вы все умрёте! Умрёте все, все, кроме убийцы, ха-ха-ха! Но хочу сказать вам спасибо, что развлекаете нас!
– Нас?.. – спросил недоумённый Стюарт.
– А теперь хочу пожелать вам удачи! Расследуйте это дело и отыщите, наконец, этого грязного душегуба! Удачи-удачи!
И под конец прогрохотал его жуткий, пробирающий до мурашек безумный хохот.
– Почему он сказал «нас»?.. – всё задавался вопросом Стюарт, но его никто не слышал. Все пребывали в шоковом состоянии и не могли понять, что происходит.
Первой из оцепенения вышла Ева Вита:
– Нам надо отнести тела в комнаты... Если, конечно, вы закончили исследование.