Режиссер Советского Союза 3
Шрифт:
В общем, быстро не получилось. Но удалось выяснить, что у Терентьевой проблемы с мужем. Товарищ мажор почувствовал власть и начал ею пользоваться. Сначала Нонна с трудом получила разрешение на участие в нашем фильме. Далее он потребовал чуть ли не согласовывать с ним сценарий. Про эротическую сцену актриса даже заикнуться боялась. Супруг уже приходил в ярость оттого, что его жене по сюжету придётся целоваться с партнёром. В общем, на выходные супруги созвонились, и Нонне был предъявлен ультиматум. При наличии подобных провокационных сцен, речь может идти даже о разводе.
Долго рассусоливать
– Если ты хочешь остаться в профессии, и для тебя важен брак, то договаривайся с мужем. Завтра едем в город и звоним ему. Пусть прилетает и присутствует на всех сценах, коль настолько ревнив. Будто жена не может изменить ему вне съёмок.
– Но как? — Терентьева робко попыталась возразить.
– А вот так! Работа у нас такая! Может, тебе за карьеру ещё с тридцатью партнёрами придётся поцеловаться, или интим изобразить. Будешь каждый раз истерить и бегать спрашивать разрешение супруга?
Смотрю в зелёные глазищи и понимаю, что всё намного хуже. Дело не только в сегодняшней ситуации. Вот и выходи за сыночка министра, для которого ты — просто красивая кукла. А ведь Терентьева не просто красивая, она ещё умная женщина и интересный собеседник. Просто её молчание и некоторая отстранённость, как раз из-за проблем в семейной жизни.
Кроме других достоинств, Нонна оказалась дамой со стержнем. Никуда ехать звонить мы не стали, и сняли эпизод буквально с двух кадров. Актриса так нервничала, что тело её покрылось мурашками, хотя на улице было достаточно тепло. Зато это придало особую изюминку нашему провокационному кадру. Мурашки, едва видимый мокрый сосок и струящаяся вода. Просто загляденье, а не кадр!
Далее особых эксцессов не было. Основные батальные съёмки прошли на удивление отлично. Теперь осталось совместить их с уже отснятым материалом в павильонах на имитаторах. Я уже мысленно потирал руки, в надежде, что осталось всего дней семь, ну максимум — десять. Все уже порядком вымотались, и даже еженедельное посещение Анапы не помогало. Да и народу там прибавилось, что не добавляло душевного комфорта. Зато можно было уже спокойно купаться, чем мы все дружно занялись.
И вдруг в один из обычных дней, когда мы должны были снимать момент выпускания бомбы, её полёт и попадание в цель, один из молодых лётчиков совершил аварийную посадку. Для начала он задел ближайшую опору ЛЭП, которую пилоты до этого старательно облетали. Маршрут взлёта и посадки был строжайше прописан в инструкциях. А затем этот деятель умудрился сбить две бочки с керосином, так как садился он в технической зоне. Быстро разобравшись в ситуации и увидев, что народ бросился помогать потерпевшему, начинаю орать как сумасшедший.
– Куда? Идиоты! Давай ракурс со второй камеры! Где она, мать вашу?
– Но ведь там человек горит, — попытался возразить один из ассистентов.
– А ты пожарный? Чем ты там его тушить будешь — багром? Всем снимать!
Это решение мне в итоге аукнулось, но немного позже. Но пока получился очень мощный кадр, спасения горящего пилота. В принципе, этому болвану ничего не угрожало. Дино снабдил нас какими-то новыми костюмами, которые одевают автогонщики именно на случай пожара. Сгореть наш пилот точно не мог. Разве что сломал бы что-нибудь.
В итоге этот челюскинец особо не пострадал, только перелом ключицы и правой руки. Постепенно всё успокоилось, и я начал уточнять, что вообще произошло. Когда до меня дошло, из-за чего случилась, авария, то захотелось смеяться и плакать. Ещё сильнее было желание избить лётчика-неудачника, лучше ногами. А дело было так.
Как только стало теплее, Демонжо и ещё четыре француженки из группы, устроили себе пляж, найдя закрытое со всех сторон место у реки. Постепенно или сразу, лежбище превратилось в пристанище нудистов. Далее к иностранкам начали присоединяться советские девушки, и даже недотрога Терентьева. Естественно, слухи по лагерю ходили самые разные, но никому из мужиков не удалось добраться до желанного клочка земли. Наши сторожа были дядьками бывалыми, в возрасте, и к своим обязанностям относились весьма строго.
Но один молодой кретин решил, что самый умный. Выполнив пробный полёт, он отклонился от маршрута, приготовил фотоаппарат и решил пролететь над пляжем. Именно из-за невнимательности он задел ЛЭП, оставив без электричества полрайона, и сжёг рабочий самолёт. Не знаю, сфотографировал ли он голых баб, но отвечать придурок будет по всей строгости.
***
А через пару часов в сопровождении свиты появился бочкообразный генерал и начал устанавливать свои правила. Я же, чтобы коллектив не впал в уныние, наоборот, решил продолжить съёмки. Народ бегал и готовил самолёты, три бомбы, которые должны были снимать с трёх ракурсов, даже оператор-парашютист. И тут этот брызгающий слюной дядя.
Понимаю, если бы приехала ответственная комиссия из Обкома, Минтруда, Минэнерго и профильных организаций. Она и должна начать работу, но немного позже, когда все инстанции получат соответствующую информацию. Убегать мы никуда не собираемся, поэтому надо продолжить работу, пока нас всех не загоняли по разбирательствам. Думаю, ещё и суд будет, так как платить за сожжённый самолёт из средств ТО я точно не собирался. Хотя техника застрахована, как и жизни съёмочной группы, но это очень громкое ЧП. Да и неважно. Товарищ Бурундуков, так зовут камикадзе, будет платить за уничтоженную технику и сбитую опору. Повезло ещё, что самолёт не иностранный. Нам ещё международных разбирательств не хватало.
Я здесь гоню от себя подобные мысли и пытаюсь привести коллектив в рабочее состояние. Но мне мешает какой-то большой начальник. А ведь формально ему даже наши пилоты не подчиняются, так как парни представляют лётные клубы, входящие в ДОСААФ. Но разошедшегося дяденьку это не остановило. Мои аргументы он сразу отмёл, хорошенько разбавив свою правоту матом, и побежал к снаряжаемому самолёту. Бомба у нас, конечно — муляж, но выглядит солидно.
– Это как? Я же приказал всё прекратить! Кто дал право прикреплять авиабомбу? Всех под трибунал!