Риан O`Ши и генерал терракотовой армии
Шрифт:
Что дома лорд Даррен нашел отсутствие водителя, свитка и сына. А еще мирно спящего в своем домике садовника, который ничего не знал, и спящую после лекарства экономку. которая тоже ничего не знала, кроме того, что сигнализация барахлила, и ее отключили.
Что лорд Даррен позвонил начальнику полиции и заявил об ограблении века, дубль два, а заодно о похищении сына. А еще он позвонил папе, потому что привык за эти дни постоянно ему звонить. А папа понял, что меня нет дома, и вспомнил, как я спрашивал о свитке. И позвонил маме Ди, и они вместе поняли, что Ди тоже нет дома. И позвонили папе Флая, который…
Который
Так друг за другом на кладбище поехали довольно много людей. Не то чтобы папа хотел их всех посвящать, он скорее хотел нас срочно спасти от наших планов. Но когда минивэн с гербом университета на максимуме разрешенной скорости пронесся к кладбищу, ночевавший на работе начальник полиции многое понял и поехал вслед. И сообщил лорду Даррену, куда едет.
Альба — маленький город, в котором мало дорог.
Но мы все равно приехали первыми.
Кладбище встретило нас мрачной тишиной. Мраморные памятники на могилах ректоров университета торчали, как редкие акульи зубы. Почему-то они были одинаковые, с золотыми латинскими надписями одна другой длиннее. Генерал не мог хмуриться глиняным лицом, но, судя по его размашистому шагу, нервничал. Поднявшийся ветер заставлял ежиться. Луна спряталась окончательно, и я мрачно думал, что хочу супергеройское умение разводить тучи руками. Но это умеют только маги-ритуалисты, и то надо учиться в университете.
Даже с приклеенной рукой генерал оставался огромным и неуклюжим. Поэтому я взял свиток сам и аккуратно его развернул. Мне показалось, что девушка с веером немного светится. Она была правда славная такая и грустная.
Если они здесь будут музыкой открывать свой китайский ферн, переход между мирами, то лучше близко не стоять, а то затянет, это я знал. Но мы же сами все затеяли.
Ди осталась в кустах держать Бобби, который рвался помогать, и пытался схватить зубами то свиток, то флейту, то генерала за ногу. Теперь Бобби прыгал вокруг нее и пытался отнять выломанную неподалеку палку. Его ничто не беспокоило.
— Собаки умны, — заметил генерал. — Они чуют опасность. Ваш пес спокоен и весел — добрый знак.
Я не стал говорить, что в таком случае вся моя жизнь состоит из добрых знаков уже месяц, с тех пор, как мы подобрали Бобби. Просто попросил Даррена-младшего отойти шагов на двадцать и приготовиться играть.
Флай увидел как я беспомощно верчу головой в поисках того, куда бы повесить вторую участницу нашего ритуала, и махнул мне. Он стоял рядом со статуей женщины в платке, которая протягивала вперед руку. У нее было печальное и доброе мраморное лицо, и я на всякий случай сказал «извините, пожалуйста, за беспокойство». На эту руку я аккуратно повесил свиток.
— Вы … готовы? — спросил я, глядя как грубые глиняные пальцы скользят над тонкой бумагой гравюры. Я думал, такое все только в фильмах про любовь для девчонок. И у меня уже уши горели смотреть. Генерал молча кивнул и отошел на пять шагов. Мы с Флаем тоже отступили. Александр зажмурился и поднял флейту. Мы отошли ему за спину, чтобы не смущать.
— Играй, — тихо сказал Флай. — Представь, что ты ветер, который свистит
Он правда очень классно говорил. Точнее, читал, потому что у него в телефоне был открыт “аутотренинг перед выступлением для музыканта”. Но текст — просто текст, а у Флая был особенный голос. Так его отец говорит, когда ему что-то объясняет.
Маленький лорд Даррен серьезно кивнул и заиграл. Это было удивительно. Я музыку такую не люблю. От нее в сон клонит. Это у папы всякие баллады для души и классика на ночь, а я люблю подпевать, и чтоб быстро весело идти. Но эта флейта звенела над сырой от росы травой так, что я бы на месте Луны сам растащил тучи, чтобы посмотреть на нас.
И вдруг правда стало светло. Луч света осветил старые надгробия, темные очертания генерала и тонкую фигурку флейтиста. Я только сейчас заметил, что малыш Даррен успел переодеться из пижамы в белую рубашку и черные брюки, и даже жилет. Наверно, ему это все шили у портного, надеясь, что он снова будет выступать перед красивым залом музыкальной школы. Но он выступал перед теми, кому было нужнее.
На моих глазах происходило невозможное. Девушка, изображенная на гравюре, отделилась от бумаги и легко шагнула на землю, взмахнули широкие алые рукава, заблестели в свете луны драгоценные заколки в черных блестящих волосах. Теперь она была немного прозрачная, но обычного человеческого роста. Часть старого кладбища вдруг стала прудом с большими розовыми водяными цветами, а над водой луч прочертил мостик. Девушка медленно вплыла на него, и тут глина стала трескаться, будто ее разрезало изнутри лучами света. Из кучи осколков вышел совсем не похожий на то глиняное лицо человек в красном плаще и старинном доспехе. Он, пошатнувшись, схватился за перила мостика, а потом преодолел его в два прыжка, чтобы обнять ту, что как раз подошла к середине. Свет стал ярче, музыка громче. Даррен-младший открыл глаза и бесстрашно играл так, как только был способен.
У нас за спиной останавливались какие-то машины. Кто-то что-то сказал. Кто-то очень громким шепотом потребовал: “Немедленно заткнитесь все!”. Я не оборачивался.
Вихрь розовых лепестков закружился в такт музыке у ног генерала и его невесты, а потом стал подниматься выше и выше, пока полностью не скрыл их от нас вместе с мостиком. Они оба повернулись к нам и поклонились, сложив руки, а потом снова повернулись друг к другу. И вдруг все рассыпалось, и только лунный луч все светил, лепестки поплыли по воде, а вода исчезла.
Даррен-младший опустил флейту и свалился почти в обморок на руки подскочившему Флаю.
Ветер гнал по кладбищу розовые лепестки. Я обернулся. С десяток машин стояли полукругом, из них медленно выходили. Лорд Даррен вытер глаза.
Начальник полиции от души высморкался в старомодный клетчатый платок и выключил фары, которые все это время были лунным лучом и мостиком.
Малыш Даррен выпрямился, увидел собравшихся и дернулся спрятаться за нас, но услышал аплодисменты и серьезно, по-взрослому, поклонился. Лорд Даррен не шел к нему, потому что тоже стоял и хлопал. А Бобби, отпущенный наконец, лаял и махал хвостом.