Ричард Длинные Руки – эрцгерцог

Орловский Гай Юлий

Валуны с треском лопались и превращались в песок. Маг продолжал кричать, как не кричит ни один зверь, Я упал на колени и зажал обеими руками уши, но все равно ужасающий крик разламывал череп и леденил мозг.

Откуда-то возникали призрачные монстры, чудовища, но все это войско, так и не обретя плоть, лопалось, разлеталось на мелкие брызги, словно их расшвыривало неведомым взрывом.

Тело колдуна задергалось, я дрожащей рукой выставил перед собой меч. Чернота, похожая на вязкие чернила, продолжала истекать из мага и уходить в каменный

пол. Дреслер отступил, черное шло за ним по пятам, но он взобрался на плиту, и тьма, не достав, продолжила уходить вниз.

Я стоял с мечом в дрожащей руке, уже не чувствуя в себе ни странной недоброй мощи, ни своей огромности. Тело мага распласталось на камнях, как остатки высохшей на солнце медузы, руки и ноги стали совсем плоскими.

Голос мой вздрагивал, когда я отыскал его и заставил звучать приподнято бодро:

– Маг и его приспешники повергнуты. Дреслер, можешь забрать все, что отыщешь… Это приз за отвагу и горячее желание служить такому замечательному сюзерену.

– Ваша светлость, – пролепетал он.

– Да, – ответил я, – перед тобой она самая светлость. Ты не слишком устал?

Он смотрел на меня все с тем же выражением ужаса, только что не вздрагивал и не хватался за амулеты на груди.

– Ваша светлость, – проговорил он, запинаясь, – вы какой магией… пользовались?

Я посмотрел на него с изумлением:

– Я?.. Ты рехнулся? Я не могу пользоваться магией! Я паладин! Воин всемилостивейшей церкви!

Он покачал головой.

– Тогда что это… было?

– А что было? – спросил я. – Ничего не помню… лишнего.

Он почти выкрикнул:

– Вы превратились в нечто… ужасное! Вы оставались таким, каким были, и в то же время второй вы, призрачный и чудовищного облика, ухватили того мага и задушили!.. А вы прежний только стояли с раскрытым ртом…

Я нахмурился.

– Правда?

– Клянусь!

Я отмахнулся.

– Ну, магам соврать, что моргнуть. Что, я очень глупо выглядел?

Он прошептал:

– Ну… вообще-то…

– Тогда никому не говори, – велел я. – Сюзерен всегда должен смотреться красиво и решительно. Забудь. Взамен разрешаю забрать себе все, что сумеешь унести в руках.

– Хорошо, – сказал он с неуверенностью, – только у меня в руках будет большой мешок. Хотя могу вообще-то волоком… к коню.

– Не надорвись, – посоветовал я. – Ты уверен, что тот второй, который и задушил мага, был чудовищем… крупным чудовищем?

Он посмотрел на меня хмуро, вид колеблющийся, наконец буркнул:

– Крупным, могучим и даже величественным… можно сказать. Под стать вашей светлости, только… темным.

– Хорошо, – сказал я милостиво. – Главное, величественным.

– Даже царственным, – подтвердил он.

Он обшаривал руины, люди Норберта старательно помогали, хотя, как я заметил, некоторые блистающие золотом вещички украдкой совали в карманы, зато все рукописи, свитки и непонятные амулеты складывали в мешок Дреслера.

Я

же старался понять, что это за мое второе «я» вылезло в виде призрачного великана, обло, озорно и чудовищно. Я всегда считал, что если я выгляжу, как положено для выживания, то хотя бы в глубине я мягкий и чистый, даже прекрасный, так что вылезло из меня либо не мое, либо я ошибался, и это я внутри совсем не прекрасный и благородный, как хотелось бы.

Хотя, может быть, это сумел в минуту сильнейшего гнева прорваться наружу Темный Бог. Тогда в момент сильнейшего катарсиса я сумел захватить этот энергетический вихрь, поглотить и полностью подчинить себе так, что он вообще как бы исчез… Но я всегда чувствовал на уровне инстинкта, что он не исчез, иначе откуда во мне иногда пытается прорваться наверх некая дикая и плохо управляемая мощь, откуда во мне столько злости и нетерпимости, я же сама доброта как бы…

Но если раньше это было даже уместно, хотя иногда неожиданно, то сейчас уже страшновато и опасно. Если Темный Бог начинает собираться с силами и пытается выбраться, а то и подчинить меня себе, это моя гибель…

И не только моя.

– Лаудетор Езус Кристос, – сказал я. – Да пребудет со мной Божья Сила! Да буду я стоек ко всем искушениям без исключения, а не только к бабам.

Сэр Макдугал доложил, что вокруг башни все разрушили и все сожгли, а в самой башне остались только голые стены. Вид у него был сумрачный, я заметил, что он и некоторые разведчики смущенно отводят взгляды в стороны.

Я сказал бодро:

– Как он все-таки страшился вас, сэр Макдугал!.. Превратил не в какую-то черепашку, а в могучего свирепого вепря!.. И ваши люди были не лесными милыми кроликами, а такими кабанярами… что попадись им на дороге или в лесу…

Монтьярд сказал быстро:

– Вепрь – родовой герб сэра Макдугала!

– Похож? – спросил я.

Монтьярд подтвердил:

– Как две капли!

Сэр Макдугал отмахнулся, хотя вид у него польщенный, сказал уже другим тоном:

– Ладно-ладно вам. Начало схватки мы проиграли, но потом отыгрались…

– Что-нибудь себе нашли? – спросил я.

Он вздохнул и развел руками.

– Несколько золотых безделушек. Так, на память. Чтобы мог показать внукам, когда буду рассказывать. Мой Ульзана, это лучший разведчик, у него еще и чутье, говорит, что все ценности похоронены не под этими руинами, а под намного более древними. Только он говорит странные вещи…

– Какие?

– Что предыдущая башня, огромная и богатая, была низвергнута… вчера.

Он смотрел на меня испытующе, я замялся, засопел, развел руками, будто хотел обнять мир.

– Сэр Норберт, – сказал я, – подбирает в свой отряд очень неглупых и очень проницательных людей. Я это вижу. И ваш Ульзана просто чудо. Такое определить, думаю, непросто…

Один из разведчиков смущенно потупился, потом вскинул голову и посмотрел на меня преданными глазами.