Ричард Длинные Руки – герцог
Шрифт:
– Хорошо, – сказал я со вздохом облегчения. – Оба чисты, как рыбы в высокогорном ручье. Нет-нет, это я так, своим мудрым и высоким мыслям. Дорогой граф, вы зря явились… но раз уж здесь, то и вам придется, да, придется.
Граф с достоинством поклонился.
– Располагайте моей душой и телом, ваша светлость.
– Опасные слова, – пробормотал я, – насчет души. Никому не позволяйте ею располагать, дорогой граф. Даже самым близким.
Граф поклонился, но смолчал, а Гедвиг спросил порывисто:
– Ваша светлость, вы
– Да, – ответил я. – Ваша епитимия, сэр Гедвиг, начинается незамедлительно.
Он вытянулся, бледный и решительный, сказал дрожащим голосом:
– Я готов. Что делать?
– Следовать за мной, – ответил я. – И не думайте, что зову на прогулку. Граф, вы тоже можете участвовать.
Граф поклонился, лицо осветилось радостью.
– Буду счастлив!
– Ох, – сказал я, – не будьте так уверены.
Он посмотрел несколько свысока.
– Но вы-то идете?
– Я дурак, – признался я. – Еще какой!.. Но это не значит, что и вы должны быть ими. Ладно, пойдемте. Отважные дураки проходят там, где умные побоятся даже шелохнуться.
Глава 10
Они молча смотрели, как я снимаю с крюков части новеньких доспехов, что принес Марсель из оружейной. Граф первый бросился помогать влезть в железо, вдвоем наложили стальные пластины на руки и ноги, плотно закрепили, чтоб без единого зазора, потуже затянули широкие ремни.
Я вооружился луком Арианта, опоясался мечом и посмотрел по сторонам, не забыл ли чего.
– Готовы?
– С вами, – ответил граф гордо, – всегда.
– Спасибо, граф. А барон, как полагаю, совсем готов. Следуйте за мной!
Граф спросил деловито:
– Поднять дружину?
Я покачал головой.
– Нет, дорогой сэр Генрих. Дело слишком опасное.
Он сказал обидчиво:
– Мои люди не страшатся даже гибели!
– Мы можем встретить нечто похуже гибели, – заверил я любезно. – Так что давайте пока все проделаем в полутайне.
Барон сказал обеспокоенно:
– У Марселя муха не пролетит незамеченной!
– Это верно, – согласился граф. – Даже если ему велеть не обращать на нас внимания, он может отправить за нами людей тайком.
Я удивился:
– Почему?
– Очень серьезно относится к своей работе, – объяснил граф. – Безопасность во времена герцога Хорнельдона была на нем. Он просто помешан на охране! Гордился, что даже лист с дерева в окрестных лесах не упадет без его разрешения. А теперь вы все делаете так, будто его и нет вовсе.
Я кивнул:
– Признаю, мой промах. Постараюсь в следующий раз как-то возместить и не влезать в его порядки.
Барон заметил осторожно:
– Он сейчас на воротах, смотрит сверху. Нас заметит и наверняка пошлет кого-то проследить… Дескать, если помощь понадобится, пришлет. Если не хотите, чтобы он знал о вашей тайной вылазке, его как-то бы отвлечь…
Я
– В Альтенбаумбурге художники есть?
Он ответил с недоумением:
– Пока только один…
– Зовите, – сказал я решительно.
– Но… при чем здесь художник? Да и не так уж он хорош…
Я объяснил:
– Нет на свете человека, который бы отказался позировать художнику. Он может быть стар, болен, нехорош собой, у него только что увели жену и украли любимую собаку, он может ощущать бремя ответственности перед нацией, а нация, в свою очередь, – переживать тяжелейший период своей истории – и тем не менее все эти доводы не помешают, не колеблясь, дать художнику согласие рисовать его портрет.
Граф вызвал двух слуг и пустил на поиски живописца, я повернулся к донжону, но тут из-под навеса слуги выкатили повозку, настолько праздничную и украшенную накладками из серебра и золота, что вокруг нее словно стало светлее и радостнее. Шелковая занавеска на окошке на этот раз из невинно-голубой стала пурпурной, интересно, нет ли в этом некого символа, сигнала, который понимают все, кроме меня…
Возница вытащил из-за пояса кнут, деловито пнул по колесу, явно что-то ритуальное, полез на козлы, с виду уже почти кучер. Слуги принесли скамеечку с двумя ступеньками и, повернувшись, застыли в почтительных позах.
Дверь распахнулись, я понял, что смыться не успеваю, заулыбался широко и пошел навстречу леди Эмили, на ходу делая рукой широкий жест, словно срываю широкополую шляпу и красиво эдак помахиваю ею перед собой.
– Леди Эмили!.. Вы погостили всего сутки?
Она благосклонно улыбалась, точно и безошибочно отыскав грань, чтоб улыбка была не покровительственной, я же сюзерен, а она мой вассал, но в то же время сейчас она просто очаровательная женщина, а я ого-го какой еще мужчина…
– Ваша светлость, – пропела она и присела в низком поклоне, я тут же уставился на ее пышные округлости, такие нежные и сочные, так вообще-то надо, чтоб не обидеть, и в другое время я бы в самом деле смотрел без всякого «так надо», – вы сама любезность! Я была бы счастлива задержаться дольше, ведь у вас вассалы гостят месяцами, однако…
– Долг зовет? – спросил я понимающе.
Она поднялась, глаза стали серьезными.
– Да, ваша светлость. Уже и так пошли слухи, что у меня могут отобрать мои земли. А если я задержусь…
– Нигде не задерживайтесь, – посоветовал я. – Если будут какие-то трудности, обращайтесь. Пусть все знают, что я поддерживаю вас не как фаворитку какую-то… сегодня одна, завтра другая… а как надежного работника! Это для меня важнее.
Она поклонилась, я подал ей руку и помог подняться в повозку, что когда-то превратится в карету. Возница, который тоже когда-то станет кучером, взмахнул кнутом. Леди Эмили улыбнулась мне из окошка как можно более очаровательно, и карета сдвинулась с места.