Ричард Длинные Руки – граф
Шрифт:
Слуги радостно завздыхали, а Маклей сказал с сочувствием, но и обрадованно:
— Вот оно и решилось.
Я побежал наверх, прыгая через две ступени, ворвался в ее покои запыхавшийся, раскрасневшийся, пусть видит, с какой преданностью и готовностью спешу ей услужить, остолбенел.
Леди Элинор в самом деле напоминала новогоднюю елку. Самое яркое платье — пусть я их различаю только по цвету, лица не видать под массой разнообразных безделушек с бриллиантами, рубинами, сапфирами, топазами. В каждую бровь вдето по пять колец, в ноздри по два золотых колечка,
Красная и злая, она метнула в меня убийственный взгляд.
— Ты этого хотел, дурак?
Я чувствовал, что сейчас то ли превратит в лягушку, то ли велит страже бросить в темницу, что хуже, взмолился:
— Леди Элинор!.. Но ведь все должно быть в меру! Разве я говорил, что надо нацепить столько? Вы же не надеваете по шесть платьев сразу? Знаете, это же смех…
Я прикусил язык, но поздно, ее глаза засверкали ярче. Она набрала в грудь воздуха, явно позовет стражей, но вдруг задержалась, в глазах мелькнуло другое выражение.
— Постой, но он в самом деле засмеялся…
Я подхватил с жаром:
— Ваша милость, он вас заметил! Он обратил внимание! Не вы ли говорили, что он совсем не смотрит на вас в последнее время?
Она задумалась, но в следующее мгновение лицо стало собранным и решительным.
— Так. Отвечай. Что я сделала не так?
— Слишком много, — повторил я. — Много… всего.
Она застыла, впечатление было, что далеко-далеко отсюда мыслями, потом губы зашевелились, провела перед лицом дважды ладонью, я охнул, ничуть не притворяясь: все кольца исчезли, только на их местах остались едва заметные дырочки.
— Так? — произнесла она усталым голосом.
— Вот как… — протянул я, — тогда, ваша милость, все понятно… Если бы вы вставляли по одной штучке да боль терпели. Да чтоб с первого раза не получалось, а чтоб то ли дырку не так, то ли гноиться начало… Тогда бы тщательнее делали, а не этим наскоком! Теперь, если больше вставлять не будете, дырочки бы тоже, того… загладить. Как мокрую глину.
Она взглянула с подозрением, но у меня глуповато-простодушный вид, смотрю преданно, счастливый служить великой волшебнице, да еще красивой такой госпоже. Только что хвостом не виляю, а был бы — бока бы себе поотбивал, вздохнула, снова провела дважды ладонями по лицу, пошептала. На этот раз я видел, как по рукам и лицу прошла жаркая волна крови, а когда ладони бессильно опустились, лицо стало безукоризненно кукольным, хотя и бесконечно усталым.
По хлопку в ладони появился чернобородый месопотамец Адальберт, леди Элинор сказала ровным голосом:
— Подай на стол. На двоих.
Он заколебался, злобно зыркнул в мою сторону. Я всем своим видом старался показать, что предпочел бы избегнуть такой чести, на хрен мне и барский гнев, и барская любовь, внизу с сенными девками никаких заморочек, но леди Элинор лишь повела на ассирийца бровью, он исчез, словно призрак, а через несколько минут внес огромный поднос, щедро заставленный блюдами.
Передо мной и леди Элинор поставил продолговатые тарелочки с шипящими, прямо со сковороды, тонкими
Я торопливо сожрал три шкварчащие, будто еще жарятся, колбаски, рыба вовсе обожгла кончики пальцев, шкурка лопнула, выстрелило тонкой струйкой пара, и даже брызнул тоненький гейзер сока. Я торопливо содрал шкурку, губы плямкают, челюсти работают сами по себе, и захотел бы удержать — не смог бы, а по пищеводу проваливаются в ненасытную, оказывается, утробу все новые сочные куски.
Леди Элинор съела одну колбаску, в рыбе поковырялась и отодвинула, зато основательно принялась за торт. Трехслойный, слои проложены джемом из ягод, сверху целое буйство из слегка тронутых кухней ягод черники, малины и еще каких-то сочных и пряных, а со всех сторон покрыт нежным белым кремом, причем повар сумел придать ему очертания мрамора с вылепленными в нем фигурами зверей и птиц.
Леди Элинор самолично разрезала торт на несколько частей, быстро слопала один клинышек, взялась за второй и только с третьим налила компоту и начала неспешно запивать. Когда от моей рыбы остались только голова, плавники да хвост, леди Элинор изящно, но неотступно, как лесной пожар в Австралии, пожирала пятый кусок, запивая отваром из ягод.
Конечно, углеводы из сладкого быстрее всего восстановят силы, потраченные на колдовство, или на что там у нее, не знаю, но все-таки она рискует быстро набрать то, что все женщины в панике называют лишним весом.
Я попросил у нее взглядом разрешения, налил и себе из кувшина в кубок, компот холодный и приятный на вкус, но, увы, не кофе. А взять и сотворить сейчас чашечку кофе будет даже не глупостью, а чем-то намного хуже.
Наконец она отодвинула свою тарелку, я тут же положил ложку и поднялся. Она кивнула:
— Быстро соображаешь. Это хорошо. Раз уж ты подсказал, как чародея хотя бы заставить улыбнуться…
Я сказал испуганно:
— Это было случайно!
Она возразила безжалостно:
— То ты постараешься придумать, как его заставить общаться со мной.
— Как я могу? — взмолился я.
— Ищи, — отрезала она неумолимо. — Помни, я хорошо награждаю слуг, которыми довольна. Но сразу расправляюсь с не оправдывающими моих надежд. Жестоко, запомни!
Я взмолился:
— Но что я могу? Я не волшебник!.. Я вообще всего этого боюсь…
Она поморщилась:
— Придется перестать бояться. А нужен ты потому, что здесь все способы я перепробовала, нужно что-то иное… Ты как раз из свернутого королевства, ты можешь что-то подсказать такое, что делают там сеньоры, а мы не делаем. Вполне возможно, это заинтересует чародея.