Ричард Длинные Руки – граф
Шрифт:
Я все еще не двигался, потрясенный так, что все слова и мысли вылетели из головы. Где я прокололся? На чем?
Мощный толчок послал меня вперед, я едва не упал, пробежал невольно несколько шагов. Со связанными за спиной руками даже идти трудно, кто бы подумал, впереди леди Элинор с таким лицом, что если сделаю еще шаг, то сама прыгнет навстречу и вцепится в рожу. Хорошо, если еще не расцарапает с кошачьим визгом.
Я наконец рискнул разлепить губы:
— Что случилось, ваша милость?
Винченц
— Кто ты?
Я дернулся, в черепе стучат молоточки, кровь носится по телу ошалело, сшибается встречными волнами. Я нервно облизал губы, постарался смотреть прежним бараньим взглядом, только донельзя испуганным.
— Ваша милость… кто я?
— Да, — прошипела она так яростно, что голос уже не человеческий, а как будто идет из поврежденного клапана. — Кто?
— Ваша милость… вы же знаете!
В моем голосе отчаяние, но она не отрывала взгляда от моего бледного и вытянувшегося в страхе лица.
— Не знаю, — ответила она четко, — но узнаю. У нас умеют развязывать языки!.. И еще… откуда ты?
Тысячи мыслей пронеслись в моей голове, однако с тем же тупым лицом я спросил робко:
— Дык… из деревни… правда, уже почти село, но зовут по-старому деревней, дураки… Свои же и зовут, что обидно!.. Из села, ваша милость из села!.. У нас уже настоящее село, не какая-нибудь зачуханная деревня!
— Как называется? — выпалила она, как из пушки.
Я вздрогнул, сказал жалобно:
— Да так и называется — Деревня!.. Одна у нас, как еще называться? Это здесь много деревень и даже сел, вот и навыдумывали еще и названия, чтобы отличаться, а у нас просто: есть Деревня, есть Замок. Вот и весь мир. Ну и, конечно, Лес, Река, Озеро, Луга…
Она покачала головой. Взгляд ее сверлил меня с такой мощью, что я ощутил бешено вращающееся сверло в моих внутренностях, а зубы заныли от ожидания беды.
— Врешь, — процедила она сквозь зубы. — Врешь, мерзавец!.. Ты попался!.. Кое-кто видел, как ты тайком вставал и выходил из людской. Он прокрался за тобой в холл, видел, как ты отворил двери и вышел в ночь.
Уже не сотни, тысячи разных мыслей носятся, сшибаясь лбами, я промямлил:
— А ему не приснилось?
— Перестань запираться, сволочь! — прокричала она. Лицо ее стало некрасивым, глаза вылезали из орбит, а зубы стали похожими на кошачьи. — Я допросила видевшего тебя человека по-своему, ему не приснилось, он все видел!..
Я сделал движение развести руками, но лишь слабо дернул локтями, а Винченц и Адальберт вцепились крепче.
— Ваша
Она прошипела люто:
— Не увиливай! Теперь понятно, кто отворил им ворота!.. Теперь понятно, кого заслал к нам барон Кассель!
Я постарался держать лицо испуганным, хотя облегчение нахлынуло с такой силой, что я едва не заулыбался. С усилием заставил себя держаться так же запуганно и робко, сказал умоляюще:
— Госпожа!.. Но разве я не был верным? Разве не старался быть полезным?
— Втирался в доверие! — отрезала она.
Адальберт сказал за моей спиной:
— Мне он показался слишком смышленым для простого крестьянина.
Сердце мое снова упало, но с другого бока Винченц подтвердил:
— Мне тоже. Он явно из дворовой челяди, что хорошо знает обычаи в замке. И говорит он так, словно прислуживал самим хозяевам и поднабрался разных слов.
Леди Элинор испытующе смотрела мне в глаза, я видел на ее лице безумие, наконец она нехотя кивнула:
— Да, теперь многое становится на свои места. Я тоже замечала, но делала скидку на то, что он из свернутого королевства. Теперь понятно, что служит кому-то из моих врагов. Скорее всего, барону Касселю. Но кому выходил открывать ворота сегодня ночью?
Адальберт сказал почтительно:
— Ваша милость, он охотнее будет отвечать на дыбе. Когда жилы затрещат! Или когда начнут протыкать раскаленными прутьями.
Она кивнула.
— Тащите. Проследите, чтобы заковали понадежнее. Враги сделали ошибку, подослав такого заметного здоровяка… Впрочем, другого я бы не взяла в замок.
Винченц грубо рванул, суставы в плечах затрещали. Он с удовлетворением улыбнулся, мол, на дыбе ждет настоящая ломка костей, Адальберт усилил хватку на локте, поднимая мои руки так, что я поневоле согнулся, так и повели-потащили, я видел только пол, сперва покрытый шкурами, затем мраморный, гранитный, долго спускались по ступенькам. Сперва знакомым, а потом пошли выщербленные, грубо отесанные, в пятнах, как я понял с холодком, давно и прочно въевшейся в камень крови, словно камень пористый, а кровь состоит наполовину из разъедающей камень кислоты.
Пахнуло прохладой, сыростью. Меня подвели к стене, повернули и прижали к ней спиной. Довольно просторный подвал, в стенах толстые железные крюки, с некоторых свисают толстые железные цепи. В раскрытых дверях загородили проход, ощетинившись копьями и обнаженными топорами, пятеро стражей, раны которых леди Элинор уже залечила.
У горна переступал с ноги на ногу испуганный Ипполит. У него отвисла челюсть, когда увидел меня под стражей, Адальберт велел высокомерно:
— Закуй эту сволочь в крепкие кандалы. И прикрепи к стене!