Ричард Длинные Руки — гроссфюрст
Шрифт:
Я вздрогнул так, что застучали не только зубы, но и кости в теле.
— Господи, что за страшный мир! Как тут жить…
В ухе шелестнуло:
— Да еще и так быстро расти по лестнице титулов…
— Не язви, — сказал я сердито. — Говоришь, нужно только раз? Для пользы Отечества? А потом можно сжечь и покаяться?
— Все так, — прошептал он. — Только последнее не обязательно…
— Ну, это для успокоения души, — огрызнулся я. — Думаешь, молитвы наши для того, чтобы Господь помогал? Ага, щас он бросится
— Сиськи да, — прошелестел он звонче, — сиськи — важно. Для колдовских ритуалов всегда выбирают женщину с самой крупной грудью, потому что чем выше чувственность, тем мощнее хтоническая мощь дикой магии…
Я поморщился.
— И ты о них? Куда мир катится, даже призраки о сиськах. У тебя вон и голос стал сильнее! И весь ты как-то неприлично поживчиковел… Давай, сперва расскажи, что надо, а я подумаю, стоит ли в такое болото, когда неизвестно, отмоюсь ли…
Он начал объяснять, что если над головой Гиллеберда совершить некий ритуал, то можно будет вызывать дух убитого короля и заставить его служить себе. А дух короля — это не дух плотника или землекопа, как вы догадываетесь, ваша светлость. Это сильная личность, что знает и умеет намного больше…
Я прервал резко:
— Нет!..
— Но, ваша светлость, почему? Вы же согласились…
— Нет, — повторил я, — я думал, просто нужно отвести какую-то угрозу от королевства или людей, даже от себя, замечательного, но вот так пользоваться… нет, Логирд. У нас рабство давно отменили.
Он вскрикнул тихо-тихо:
— Здесь тоже!.. Но духи и демоны — не люди.
Я сказал твердо:
— У нас даже у собак есть свои права, так что не надо меня ввергать в нарушители, вот так. Лучше выкину…
Он снова завизжал так, что хоть и едва слышно, но я уловил отчаяние в его писке:
— Ваша светлость!.. Тогда передайте его остаток жизни мне!.. Я умираю, я исчезаю… Это ужасно, когда и без того непрочная плоть тает, как утренний туман на солнце…
Я спросил сердито:
— А после ритуала?
— Буду снова полон жизни, — объяснил он.
Я подумал, сказал с досадой:
— Логирд, ты свинья бестелесная. На чем меня ловишь, на чувстве дружбы… Это нечестно. Хорошо, говори, что надо.
Глава 8
Я вернулся в Савуази на всей скорости, но Логирд все равно был уже там, даже не запыхался. Я въехал в город, держа в вытянутой руке голову Гиллеберда. Народ в ужасе падал на колени, кто-то вскрикивал, кто-то плакал, кто-то проклинал меня, так я проехал во дворец, там едва не оглох от ликующих воплей.
Подбежал сэр Вайтхолд, я сказал с неохотой:
— Я отлучусь ненадолго… нет, останусь во дворце… потом полностью в вашем распоряжении, дорогой друг. Можете
— А войска в Армландии?
Я помрачнел, напоминание неприятное, но махнул рукой.
— Думаю, при таком известии либо сдадутся Барбароссе, либо отступят и начнут договариваться с нами. В любом случае войне конец. Как мне кажется и видится…
Возле башни некроманта то и дело мелькает Логирд, похожий на клок растрепанного тумана, я кивнул Вайтхолду и отправился к Логирду.
Вместе поднялись по витой лестнице, он все маячил прямо передо мной, проверяя, не повернул ли назад, лорды такие капризные, наконец поднялись наверх, комната огромная, хоть и захламленная.
— Все это можно сдвинуть вон в тот угол, — сказал он. — Сожалею, что не могу таскать мебель, но я же мыслитель, а вы, мой лорд, грубая физическая сила, вам и все эти сундуки в руки…
Я молчал, пыхтел, таскал, толкал, наконец взмок, но большую часть помещения освободил, спросил, едва переводя дыхание:
— Что теперь?
— Нарисуйте на полу красную звезду, — шепнул он.
— Сколько углов?
— Пять…
— Ага, понятно, — сказал я. — А серп и молот?
В шепоте послышалось изумление:
— Зачем?
— Да так, — буркнул я измученно, — это из более продвинутого ритуала… Так, рисую… что дальше?
— Свечи по углам, — сообщил он. — Зажженные… Только рисуйте поровнее, сэр Ричард! Что у вас вон там совсем криво?
— Щас поправлю… — заверил я, долго возился, стирал старые линии, рисовал новые, получалось плохо, весь взмок от непривычной работы, наконец выпрямился, вытер лоб и спросил с надеждой: — Ну как?
Он сказал одобрительно:
— Намного лучше.
— Магия станет сильнее?
Он покачал прозрачной головой:
— Нет, на нее это не влияет.
Я спросил с подозрением:
— Так зачем я мучился? Я что, Рембрант?
— А так красивше, — объяснил он. — У вас что, нет эстетического чувства прекрасного? Благоуханной соразмеренности пропорций?
Я сказал с эстетическим чувством сквозь зубы:
— Твое счастье, что не могу взять тебя за ногу да о стену…
— Я вообще счастливый, — сообщил он мрачно. — Мне существовать осталось несколько минут, а я на что их трачу?
— Хорошо-хорошо, — сказал я, — давай ближе к делу. Эти свечи к чему? Какая-то эклектика… Что-то здесь явно лишнее, но не мне зерна от плевел, извозчики тогда на что, как мудро сказала леди Простакова… Свечи зажигать?
— Да… — прошелестел он, — хорошо бы черные… ну да ладно, нигде нет совершенства…
— И с ароматом гнили?
Он не понял моего изысканного юмора, ответил совершенно серьезно:
— Ну, это бы желательно, даже очень, однако в такой спешке обойдемся и простыми…