Ричард Длинные Руки — император
Шрифт:
— Или насмехаться, — сказал и Рокгаллер. — Это вообще герои.
Я всматривался в лицо дико кричащего филигона, в какой-то момент тончайшими струйками брызнула ярко-оранжевая кровь, это на миг приоткрылись поры на висках, но тут же организм заживил раны, только сам филигон дышит еще чаще и выглядит не просто изнуреннее, но и заметно исхудавшим.
— Продолжайте, — велел я жестоко. — Ресурсы у него вряд ли бесконечны.
Лорд Робер переспросил:
— Ресурсы?
— Ресурсы организма, — пояснил я. — Видите, худеет?.. Скоро-скоро это кончится.
Я
— Ваше величество! Несчастье!
Я подхватился, инстинктивно ухватился за рукоять меча.
— Что еще?
Он выпалил:
— Пленный умер!.. Но, клянусь, мы его даже не трогали! Как вы ушли, так он и остался.
Я сказал резко:
— Пойдемте.
Он с несвойственной ему торопливостью заспешил следом, время от времени забегая то справа, то слева. На лице его было такое виноватое выражение, словно из-за него рухнет спасение мира.
А может, из-за него и рухнет, подумал я зло, но смолчал, вбежал в барак и замер на пороге, глядя на повисшее тело филигона. Собственно, сильно провиснуть ему не дали туго натянутые веревки, но все же слегка обвис, а голова совсем уж бессильно опустилась на грудь.
— Точно не прикидывается? — спросил я.
Он вздрогнул.
— Зачем?
— Чтоб ты подошел пощупать ему лоб, — ответил я, — а он сразу же…
Он охнул.
— Да что он может сделать?
— У него язык, — напомнил я, — как змея. Может моментально выбить тебе глаза, а то и удушить, ухватив за горло.
Он сказал в нерешительности:
— Вряд ли прикинулся…
Я подошел ближе, все-таки он прав, филигон мертв. Его температура тела выше нашей, но заметно остывает с каждым мгновением.
— Расчлените, — велел я. — Нет-нет, не снимая веревок!.. И сожгите тело. Я не хочу проверять возможности их регенерации.
Джек пробормотал за моей спиной:
— Ну да, а то вдруг и он там у них был паладином.
Я тупо смотрел на труп некоторое время, привыкая к новой реальности и все никак не в состоянии заставить себя к ней привыкнуть. Годами и десятилетиями вбивалась мысль, что если и встретим когда-то похожих на себя, в смысле, разумных, то это будут либо млекопитающие, либо пресмыкающиеся, некие благородные и величественные ящеры.
Ящеры даже котировались лучше, все-таки на ступеньку ниже по биологии, приятно чувствовать себя выше на порядок даже в таком вот аспекте.
Еще представлялись инопланетяне в виде разумных насекомых, рыб, осьминогов и прочего, что, однако, все равно ниже человека по биологии.
Но вот впервые человек столкнулся с тем, что выше его не по технологиям, о них разговор отдельный, а именно по уровню биологической эволюции.
Филигоны к человеку относятся так, как человек даже не к обезьянам, а к своим более давним предкам, пресмыкающимся. Ящерам.
Видимо, от того времени, когда они были людьми, прошло несколько миллионов
Солдаты освободили его от веревок и переложили на стол. Карл-Антон и несколько магов обступили со всех сторон, один взял в руки острый нож.
— Очень осторожно, — предупредил я. — Ничего не повреди! Мне нужно знать, такие же у него сердце, печень, желудок, как у предыдущего. В смысле, есть у них стазы или нет? Это здорово бы помогло. И вообще… Остальное посмотрю сам.
Когда я вышел, к бараку уже спешили Альбрехт, Норберт, Тамплиер с Сигизмундом, другие рыцари.
Альбрехт спросил с ходу:
— Он так ничего полезного и не сказал?
— Не сказал, — признался я. — Однако все же сказал…
— Ваше величество?
Я пояснил:
— Иногда человек говорит, сам не зная, что уже говорит и рассказывает. Еще откровеннее говорит с нами, например, собака. Когда он отвечал, я внимательно следил за ним. Не только, что говорит, но и как говорит, как держится, двигается, пытается жестикулировать, как гримасничает…
— И что удалось узнать?
— Странное ощущение, — признался я. — Как будто они вообще не умеют лгать.
Он отшатнулся, посмотрел с недоверием.
— Он отвечал на вопросы? Все рассказал? Во всем признался?
Я покачал головой.
— Нет. Но и не врал. А это очень странно. Человеческая культура без вранья просто немыслима. Люди не стали бы людьми, если бы не врали и не притворялись. Без этого пещерные люди не сумели бы жить обществом, если б не смиряли свой дикий нрав и не прикидывались белыми и пушистыми. А кто не прикидывался, тех изгоняли. Понятно, что одиночки обычно вне стаи гибли сразу.
— Ваше величество, — сказал он осторожно, я понял, что он ничего не понял и хочет вернуть мои рассуждения к пленному филигону. — Если он не умеет притворяться, то все рассказал?
— Он не рассказал то, что нам нужно, — пояснил я. — А нужно, как понимаете, граф, уничтожить их всех. Но кое-что стало понятнее. Не совсем, а как бы слизняк в тумане. Пойдемте ко мне, поговорим, что будем делать с учетом полученных ценных данных.
За спиной кто-то сказал кому-то тихонько:
— Никогда не сдается!..
— Думаешь, — ответили ему тоже шепотом, — провал?
— А что еще? Пленник умер, так ничего не сказав!
— Наш король такой, что и мертвого допросит…
Я почти не прислушивался к разговорам шепотом за спиной, уверены, что не слышу, а сам думал, что вот память у меня, как у большого стада слонов, все помню, но сейчас сколько ни перебираю все слова, подслушанные тогда у филигонов, что гнали пленников, и те, что сказал узник, сколько ни вертел их так и эдак, уже череп трещит от усилий понять то, что стоит за языком, но пока даже на мой непридирчивый взгляд речь филигонов звучит просто, даже упрощенно, словно слушал разговор грузчиков.