Ричард Длинные Руки — император

Орловский Гай Юлий

Он ответил с удовольствием:

— Мои уже факелы разобрали и надели доспехи. Ждем!

— Тогда по коням, — распорядился я. — Пока доедем…

Глава 5

Снова и снова поворачивал идею, что даже пасмурный день для филигонов должен выглядеть как невыносимо яркий, слепящий, даже ослепляющий. Возможно, лунная ночь для них то же самое, что для нас солнечный день на пляже, где негде укрыться от беспощадного блеска, от которого больно глазам.

Если это так, то понятно,

почему уходят в Маркус перед рассветом, а появляются только с наступлением ночи. Потому, как ни странно вместо привычного щита взять факел, но через несколько часов проверим, как — работает ли этот вариант… и работает ли вообще.

Выехали на опушку как раз в момент, когда солнце опустилось за край. В небе застыли, как приклеенные, багрово-сизые облака, а на землю легла плотная тень.

Тамплиер прогромыхал:

— Встретим их на выходе из Маркуса?

— Ни в коем случае, — отрезал я.

— Почему?

Остальные лорды и простые рыцари смотрят требовательно, я почувствовал, что недостаточно просто приказать, нужно, чтоб еще и приняли мои слова, как единственно правильные.

— Хотите, — спросил я, — чтобы из крепости вышло подкрепление? С таким оружием, к которому мы еще не готовы?

Альбрехт сказал твердым голосом:

— Ваше величество, приказывайте!

— Мы пойдем, — сообщил я, — за их отрядом на расстоянии. До конечного пункта. А там ударим.

Они согласно зашумели, только Альбрехт предположил:

— Может быть, дать им возможность нахватать пленных?.. Тогда у них руки будут связаны. Придется и пленников стеречь, чтобы не разбежались, и с нами драться…

— Сам так хотел, — признался я, — но часть пленников в самом деле разбежится. А это весьма нежелательно.

Тамплиер рыкнул:

— Почему? Спасутся…

— И разнесут по селам весть, — пояснил я, — что от чужаков можно спастись, не гася огни на ночь. И вообще окружить село кольцом костров…

Он кивнул, очень довольный, сам еще не продлил свою мысль до самого замечательного места, но сказал бы именно так мудро.

— Так это же хорошо!

— А филигоны, — закончил я, — видя, что уже не могут поймать ни одного человека, поднимутся вверх и уничтожат здесь все с высоты. Вы этого хотите, сэр Тамплиер?

Он проворчал что-то нечленораздельное, но отступил на шаг. Альбрехт сказал в нетерпении:

— Хватит пользоваться добросердечием нашего короля, что все объясняет и объясняет, уже слушать противно… Вот там уже выходят козлоногие!..

— Пусть выходят, — сказал я, — а мы ждем, ждем, ждем…

Голосов за спиной все больше, из глубины леса один за другим приближаются отряды. С последним прибыла блистающая Боудеррия, вся в коже, но стальные вставки блестят в красноватом свете факелов хищно и победно, а из-за плеч выглядывают рифленые рукояти узких мечей.

— Не выдвигаться, — предупредил я, — а то филигоны увидят тебя и все помрут от разрыва сердца, лишив нас заслуженной победы.

Она улыбнулась.

— Я такая страшная?

— Красота, — сказал я, — страшная сила. Ты ведь красивая… и почти женщина. Как твои люди?

— Дождались, — ответила она, понизив голос, — а то уже

деревья грызли. Победа или смерть!

Я ответил невесело:

— С прибытием Маркуса это уже не лозунг. Похоже, пора выходить…

В нашу сторону из ночи пронесся на легконогом коне всадник, безошибочно отыскал взглядом меня.

— Ваше величество! Барон Дарабос сообщает, шесть отрядов вышли из Маркуса. Он предлагает проследить за тем, что направился к деревне Сиреневый Мох.

— Предложение принято, — ответил я. — Барон знает, что предлагает. Скажи, что мы встретим филигонов ближе к околице села, чтоб уж наверняка. Пойдем без факелов.

Он крикнул:

— Барон знает! Там и встретимся.

Он умчался, Боудеррия спросила тихо:

— Филигоны их не ловят?

— Странно? — спросил я. — Хотя могли бы. Но то ли одиночки не представляют интереса, то ли таких просто не видят… да-да, бывает такое даже в человеческой психике. Но сейчас разбираться некогда. Нам предстоит сделать то, к чему человек готовится всю жизнь, — убивать и снова убивать.

Она пустила коня рядом с арбогастром, что сам чернее ночи, я заметил, как недовольно поморщился Альбрехт, — то ли ревность, то ли суеверие, женщина в отряде обязательно к несчастью, — но ничего не сказал, повел свой отряд левее.

Едва выехали из-за деревьев, стало чуть светлее, все-таки не черные кроны над головой, а звездное небо, хотя разница очень даже невелика.

Карл-Антон, распределив своих магов, сам пристроился в хвосте моей группы.

Ехали в ночи, не зажигая факелы и даже не переговариваясь, с полчаса, я размышлял, что днем даже в самом темном лесу все равно светло, даже в глубоких лесных оврагах, а факелы для меня, как и для других, отвратительны тем, что из темной ночи вырывают лишь клочья реальности, а за гранью прыгающего круга света мир становится чернее черного.

Однако, как ни трудно для нас сражаться, держа в одной руке факел, а в другой меч, но придется, потому что для нас это всего лишь неудобство, а для филигонов… неудобство намного большее, если говорить осторожно.

В ночи раздался стук копыт быстро приближающегося коня, в слабом свете звезд я рассмотрел на взмыленном коне всадника, лицо белое в ночи, глаза выпучены от постоянного вглядывания в темень.

Он резко натянул поводья, прокричал:

— Ваше величество!.. Отряд козлоногих сейчас покажется во-о-он там!.. Они бегут быстро, ваше величество!.. Даже быстрее, чем все наши кони…

— Пройдут здесь? — спросил я.

— Почти, — ответил он. — Если по прямой от Маркуса до села, то сотни две ярдов левее от места, где вы сейчас.

Я судорожно вздохнул, сердце колотится часто-часто. Выдернул меч из ножен, тот мрачно блеснул в свете звезд над головой.

— Зажечь факелы!

В ночной тиши, нарушаемой только конским храпом, мой вопль пронесся далеко, и вскоре огни заблистали везде, где угадываются отряды.

И почти сразу я увидел вдали бегущих со стороны Маркуса козлоногих, довольно большой отряд, не меньше полусотни филигонов. Бегут в самом деле легко и стремительно, до этого видел их только обремененными грузом пленников.