Ричард Длинные Руки – князь
Шрифт:
Я присвистнул. Плечи и руки покрыты широкими кровоподтеками, одни совсем черные, другие багровые, это значит, что завтра заиграют всеми цветами радуги, постепенно переходя в нездоровую желтизну, она уходит последней.
— Теперь меня всю жизнь будет мучить совесть, — признался я. — Ты победила.
Она посмотрела с недоумением:
— В чем?
— Выдержала, — ответил я. — И показала, какая я в самом деле сволочь. Так бить женщину все-таки не по-мужски.
Она посмотрела внимательно:
— Да? А то,
— Ты что? — ужаснулся я. — По сиськам? Да я лучше сам себя по голове вдарю!.. По животу тоже нельзя, а то вдруг родишь потом урода?.. А я хочу, чтоб дети мои были здоровыми и красивыми. По лицу так и вовсе… Хотя на женское в кровоподтеках любоваться можно тоже. Особенно если сам поставил. Гордость, знаешь ли… Уважение к самому себе. Да и другие уважать начнут, они ж все у жен под каблуками.
Она поморщилась:
— Ладно-ладно, не ерничай. Я, когда мы были в Магистратуре, настаивала, чтобы вернуться обратно, но мне велели сопровождать тебя, пока ты не закончишь здесь.
Она выглядит разозленной, я помолчал, давая время самому собраться с мыслями, а ей чуть остыть, сказал примирительно:
— Да, тебе подложили свинью по имени Ричард, но мне гораздо легче с тобой, чем с кем-то еще…
— Почему? — спросила она свирепо.
— Потому что ты, — сказал я, — красивая женщина, а красивым мы готовы подчиняться без всякого протеста в душе и ее отдаленных фибрах. Кроме того, ты отважная, смелая, храбрая, сильная, умелая, обученная, злая, решительная, коварная…
Она прервала:
— Стой, что-то тебя не туда поперло.
— Да, — согласился я, — это сердце начало воспевать тебе хвалу. Но я подумал и пошел тебе навстречу. Иди, отпускаю. Возвращайся на пост, я в магистратуре скажу, что в няньках не нуждаюсь.
Она буркнула:
— Я не нянька, а проводник.
— Обойдусь, — сказал я твердо. — Дорогу переходить не буду, если никто не переходит, по сторонам поглядывать стану. Так что все в порядке, возвращайся. Привет Энгилфиду.
Она помолчала, начала развязывать штаны. Я целомудренно отвернулся, за спиной слышалось тихое шипение, наконец раздался ее враждебный голос:
— Что с тобой?
— Любуюсь природой, — пояснил я. — Такая огромная луна… У нас почему-то поменьше.
— Да? — спросила она. — А может, ты такой стыдливый?
— Стыдливый? — перепросил я. — Нет, такого изысканного извращения за собой не замечал.
— Тогда чего отвернулся?
Я продолжал смотреть в окно, ответил после долгой паузы:
— Понимаешь… не хочу, чтобы меня мучили муки совести. Я так лупил по твоим булочкам, что сейчас сердце болит от сочувствия. Там черным-черно?
— А ты посмотри!
Я замотал головой:
— Нет уж. Так я просто предполагаю, что там не все… идеально, а так увижу.
Она фыркнула:
— Дело твое.
Слышно
Я сказал себе, что с нею не ложусь только потому, что не хочу выдавать в себе паладина, тот обязательно залечил бы ее кровоподтеки. Хотя могу сдерживать свою мощь при любом прикосновении или объятиях, но тут не смогу, слишком сочувствую, само из меня изойдет и тем самым провалит мою миссию.
Утром, когда я зевал и потягивался на довольно узкой лавке у двери, еще не проснувшись как следует, она поднялась на кровати, сдвинув одеяло до пояса, и смотрела на меня с неподвижным лицом и загадочными глазами.
— Ты почему, — поговорила она медленно, — не перебрался ко мне в постель?
Вопрос трудный, не могу же брякнуть, что не заинтересовала, это оскорбление, все женщины уверены, что только и мечтаем о доступе к их телу.
Я сделал вид, что признаюсь с неохотой:
— Понимаешь, тебя поставили в подчиненное мне положение. А это исключает, ясно?
Она смотрела прямо.
— Нет. Не ясно.
Я сказал, морщась:
— Принуждать — унизительно. Для меня. Такой умница и красавец, ты поняла, о ком я с таким восторгом, должен отбиваться от бабс, а не силой тащить их в постель. А когда женщина у тебя в подчинении, то не поймешь, то ли очарована, то ли подчиняется, скрипя клыками…
Она фыркнула:
— Я уж точно тобой не очарована!
— Я тоже, — ответил я, сказал поспешно, — нет, собой я очарован, еще как очарован, где еще найти такое совершенство, а вот к тебе дышу вполне ровно.
— Вот и хорошо, — сказала она раздраженно. — Одевайся быстрее, пора идти.
Я натягивал штаны, рубаху и сапоги, все это время она сидела на краю кровати и рассматривала меня темными загадочно мерцающими глазами.
— Нежный ты, — сказала она презрительно. — Ни одного шрама! Книжник?
— Книжник, — подтвердил я.
— Драк избегаешь?
— Еще как, — согласился я.
Натянув сапоги, поднялся, перебросил перевязи с луком и мечом через плечи. Она поднялась, кивнула, между нами осталась недосказанное, что нежнотелый я потому, что раны предпочитаю наносить другим, уже проверила.
Когда спустились в харчевный зал, она буркнула:
— Но вообще-то ты сложен… неплохо.
— Все из-за книг, — сказал я, — они ж такие тяжелые!
— А владеть оружием где научился?
— Все в книгах, — сказал я. — Книги — источник мудрости. Как-то один мой друг прочитал книгу о вреде пьянства и тут же твердо решил бросить читать! И вообще книга — лучший друг: жрать не просит, денег не занимает, в постель не тащит.
Она сказала зло:
— Можно подумать, тебя кто-то тащил!