Ричард Длинные Руки – коннетабль

Орловский Гай Юлий

Она набрала в фляги воды, я тоже отправился за своими, а она принесла одежду и тщательно смыла налипшую грязь, мох и вцепившиеся листья.

– Сделай и ты, – предупредила она. – Мох сперва только врастает в одежду, а потом, когда спишь, пустит корешки и в кожу. Утром, конечно, оторвешь, но все равно противно… кровь, висят эти волоконца, пока не завянут, а вянут плохо, если уже начали питаться твоей кровью…

Я содрогнулся, быстро стянул одежду. На мне мха поменьше, чем на штанах богатырши, но все-таки страшновато. Я сполоснул одежду и поместил на камнях поближе к костру, только бы не загорелась, зато жар

быстрее уничтожит любую гниль. Джильдина вытащила еду, мы быстро поужинали, она запила вином из фляги, я отказался. Джильдина заметила, что вино убивает любую мелкую гадость, вода может оказаться нечистой, я ответил скромно, что рискну.

Она сидела, прислонившись к стене, я напомнил:

– Давайте посмотрим вашу рану от предательской стрелы труса? Не люблю таких… Резаные заживают куда лучше, чем колотые. А от стрел так и вовсе всякие нагноения… Если изволите лечь, буду счастлив оказать кое-какие лечебные услуги. Вы ее вином, надеюсь, не поили?

– Такую заразу вино не лечит, – ответила она.

– Жаль, – сказал я. – Жаль… Все-таки покажите, как там заживает наша рана.

Она отмахнулась.

– Уже не чувствую.

– Опасно, – сказал я предостерегающе, – мы в пути, могла приоткрыться, попасть грязь, начнется заражение. Мне совсем не хотелось бы, чтобы вы красиво и благородно отдали Богу душу, как чистый и безгрешный ангел, слабо стеная, что не выполнили свой святой долг по спасению дурака и всего человечества.

Она усмехнулась.

– Боишься остаться один?

– Боюсь, – признался я честно.

Она сказала после минутного колебания:

– Ладно, смотри. Но нам нужно успеть выбраться отсюда поскорее. Если не поспеем, утром сюда подойдут еще такие же. Сожрут.

– Вы сама сожрете кого угодно, – сказал я почтительно и с содроганием всего тела. – Вы ведь настоящая нибелунга! Или валькирия, кто вас там разберет.

Она это пропустила мимо ушей, только фыркнула и легла на спину. Я раздвинул ей ноги шире, вздутый багровый шрам на внутренней стороне бедра начал опадать, скоро совсем исчезнет, как холмик, а на теле воительницы добавится еще один шрам. Я легонько массировал бедро, разгоняя кровь. Она наблюдала за мной из-под приспущенных век, в откинутой наотмашь руке фляга с вином, но я сосредоточил внимание на шраме, на мускулистых бедрах. При таких мышцах кровь и так хорошо циркулирует, но я заставлю циркулировать еще шибче…

Когда я на миг поднял голову, увидел в ее глазах насмешку госпожи над рабом, что старается угодить хозяйке, иначе бросит по дороге или оставит на растерзание зверям. Ладно, мелькнула злая мысль, думай что хочешь, зараза железомускульная. И делай что хочешь. А я буду делать, что хочу я. И посмотрим, кто выиграет общую битву.

Я начал массаж снова, уже со стоп, перешел на икры, кровь не просто разгонял, а гнал целенаправленно вверх, потом массировал бедра, это не бедра, а дорические колонны, такая же белизна мрамора и такая же мягкость, чуть пальцы не сломал, и снова гнал кровь выше, а когда там покраснело и набухло, я увидел боковым зрением, как мускулистая рука с флягой в громадной ладони в сладкой истоме медленно расслабилась так, что фляга выкатилась из ослабевших пальцев.

– Неплохо, – сказал я негромко, – рана почти зажила. А шрам пустячок…

Глава 13

Я говорил

тихо, ровным голосом. Она не ответила, веки опустились, выглядит расслабленной настолько, что едва не вырубается вовсе. Я помассировал еще пару минут, держался абсолютно бесстрастно, я же лекарь, а она – пациентка, у нас этика, не говоря уже о том, что прибьет, если дам повод, затем сел рядом и тоже взял флягу. Правда, с родниковой водой.

Она приоткрыла один глаз.

– Уверен, что не хочешь вина?

– Абсолютно, леди Джильдина.

– Что ты за мужчина, – проговорила она с презрением.

– Да вот такой, – ответил я смиренно.

– Никчемный, – сказала она с непонятной злостью.

– Никчемный, – согласился я. – Что делать, бывают на свете всякие.

Она искривила рот, но сдержалась, не выплюнула то ли ругательство, то ли оскорбление. После затянувшейся паузы буркнула:

– Спим.

Я лег молча и послушно. Под стенку, конечно. Она допила вино, я закрыл глаза и сделал вид, что сплю. Слышно было, как ходит по пещере, что-то перекладывает, пинает мешки, доносилось раздраженное сопение.

Судя по скрипу, еще и загородила вход каменной плитой, а также наложила защитные заклятия от мелких зверей и посыпала толстой травой, что отпугивает ночных упырей. В этом месте, как говорила по дороге, именно они опасные. Других зверей почти нет, упыри всех извели.

Наконец опустилась поблизости, я чуть приподнял веки. Ага, лежит ко мне спиной, перекрывая дорогу от выхода в холодную ночь.

Рука моя поднялась сама, чтобы подгрести ближе, но вовремя одернул себя. Проще подгрести того ящерника, что остался в ночи. И безопаснее.

Утром она выглядела мрачной, лицо слегка осунулось, в глазах сверкал злой огонек.

Я спросил жизнерадостно:

– Как спалось? Что снилось?

Она рассерженно метнула в мою сторону острый, как ее ножи, взгляд.

– Тебе ничего плохого не снится?

– Нет, – признался я.

– И не будет, – буркнула она. – Не успеешь…

Пока собиралась, я рассматривал втихую ее бугристую спину. Ночью, когда сознание играет подчиненную роль, а то и вовсе отключено, всякие страхи, даже детские, могут выбраться и окошмарить всю ночь. Но слишком уж велика и мускулиста, чтобы ее утешать… Если бы дюймовочка, да еще блондинка с глупыми глазками, то у каждого сразу страсть защитить, спасти, объяснить, что это лишь дурной сон, а сейчас все хорошо, я с тобой…

Но с нею так не сделаешь, не поймет. С детства привыкла, что уж ее никто защищать и утешать не будет.

Когда вышли, на раскаленном с утра песке появились валуны, размером с отдыхающих на берегу моржей. Или на спящих носорогов. Только поверхность блестит под солнцем, отполированная исчезнувшими морями.

Джильдина настороженно начала двигаться вдоль стены, не отрывая от валунов взгляда. Так мы прошли почти сотню шагов, начали сворачивать за скалу, как вдруг один из этих валунов поднялся на четыре крепких ноги и без разбега ринулся на нас. Джильдина увернулась, но зверь учел, и рогатая голова ударила именно в ту сторону. Она взлетела в воздух, трижды перевернулась, как игрушечная кукла, а зверь, не дожидаясь, когда грохнется на землю, развернулся и ринулся на меня.