Ричард Длинные Руки – конунг
Шрифт:
– Простите, – сказал он с глубоким поклоном, – я старшина торговой гильдии Ден Гантер. Мне нужен прибывший из-за Хребта на большом корабле сэр Ричард. Или еще первый помощник… сэр Орбернес… нет, Оссернес… словом, что-то шипящее. Он мне очень нужен.
Сэр Ордоньес проворчал с неохотой:
– Ну, это я.
Тот обрадовался:
– Вы и есть сэр Ричард?
– Нет, конечно, – проворчал сэр Ордоньес раздраженно.
– А кто вы?
– Сэр Что-то Шипящее.
Он вздохнул.
– Ладно, это тоже хорошо.
– Есть такое, – согласился Ордоньес.
– Не согласились бы вы…
Он деликатно взял Ордоньеса под локоток и отвел в сторону. Ордоньес, судя по его лицу, выслушивал деловое предложение с интересом и явным удовольствием.
Я снова вышел в сад, вельможи уже не просто таращат на меня глаза, уподобившись простолюдинам, но и буквально стягиваются со всех сторон, словно железные опилки к магниту.
Алонсия идет по аллее гордо и красиво, длинное платье струится по ее телу, как вода по отполированному мрамору, длинный подол волочится по земле, легкий и полупрозрачный, как легкая дымка.
Я вежливо поклонился, она дико стрельнула в меня огнем глаз и выпалила с ходу:
– Вам лучше отказаться от меня, сэр Ричард!
Я вскинул брови, губы растянул в примирительную улыбку.
– А где «драсте, сэр Ричард»?
– Вы делаете ошибку, – сказала она резко.
– Напротив, – ответил я негромко и увещевательно, – я все просчитал… Таких богатых залежей руды нет ни в одном королевстве. Можно такое производство развернуть!
Она задохнулась от возмущения, нежное лицо пошло алыми пятнами, в надменном голосе четко прорезалась нотка страха:
– Вы не получите меня, сэр Ричард!
Я развел руками в вежливом поклоне.
– Да, обычно не получаю того, что хочу. Но получаю то, что мне нужно.
Она вскинула гордо голову и пошла мимо, обращая на меня не больше внимания, чем на столбик, который собаки используют для передачи друг другу феромоновых сообщений.
Фрейлины прошествовали такие же гордые, с задранными носиками, но на меня поглядывали с любопытством и призывно улыбались. Замыкала шествие Боудеррия, эффектная, блистающая выпуклыми мускулами, с украшенной золотыми нитями перевязью, двумя ножами за не по-женски расшитым жемчугом кожаным пояском.
– Привет, – ответил я на ее полный злобы и подозрительности взгляд, – я тебя тоже люблю так же трепетно и нежно.
Когда и она ушла, я опустил голову и потащился по аллее, раздираемый сомнениями. Принуждать женщину к браку с нелюбимым – гнусно, но вряд ли герцог Хорнельдон будет с нею мягче или ласковее меня.
К тому же я достаточно самоуверен, чтобы предположить, что через какое-то время после свадьбы поймет мою глубокую и противоречивую натуру, ахнет и влюбится так, что мне самому придется отбиваться от ее признаний и сиропных нежностей.
В окна врывается солнечный свет, но
Одежда – лучший индикатор времени, а по ней я бы сказал, что здесь прошли еще дальше, чем в Сен-Мари. И не только в области столового этикета, хотя вилки – это да, круто, здесь продвинутость чувствуется даже в архитектуре…
За спиной ощутилось чье-то присутствие, но опасности нет, и я продолжал бездумно смотреть в окно. Боудеррия остановилась надо мной, оперлась о раму окна и тоже посмотрела во двор. Я вскинул голову, некоторое время смотрел, не понимая, что вижу, наконец сказал недовольно:
– Боудеррия, убери ногу.
Она фыркнула:
– Как смешно… Понятно, почему принцесса в вашу сторону даже смотреть не хочет.
Я пожал плечами.
– Разве это важно?
– А что важно? – полюбопытствовала она.
– Когда смотрят друг на друга, – сказал я безапелляционно, – это блажь. Любовь, это когда оба смотрят в одном направлении.
Она посмотрела на меня с интересом.
– Интересно. Когда армия перед боем смотрит одна на другую, там все преисполнены друг к другу любви по уши?
– Ага, – согласился я. – Все на свете делается во имя любви, как я слыхал.
Она сказала мрачно:
– Я бы тоже не советовала вам посягать на принцессу.
– Ты ее охраняешь, – возразил я, – это понятно. Но рано или поздно она все равно выйдет замуж. И охранять будет муж. Или ты думаешь, герцог Хорнельдон оставит тебя возле нее?
По ее лицу пробежала тень, глаза сверкнули недобро.
– Я так далеко не заглядываю. Но принцесса сейчас несчастлива, и мое сердце обливается кровью.
Я сказал откровенно:
– Знаешь ли, я настолько же неудачлив в личных делах, насколько успешен в военных. Или не военных, но… захваты замков и крепостей мне даются намного легче, чем женских сердец. Я даже целое королевство захватил с легкостью, а вот… гм…
Она сказала с насмешливым сочувствием:
– Вы как будто еще не знаете, что женское сердце покорить труднее?
– Чувствую, – ответил я. – Потому даже не пытаюсь… теперь.
Она смерила меня откровенно оценивающим взглядом. Сейчас, когда точно знает, что я маркграф и знатный лорд, и знает, что я знаю, что она знает, то вынужденно смиряет голос, время от времени наклоняет голову, имитируя поклоны, и обращается как бы почтительно на «вы», что мне все вообще-то до сгоревшей свечи.
– Я слышала, – поинтересовалась она делано безразлично, – вы с легкостью справились сперва с тем напыщенным петухом Питером Суллингсом, а потом и с его покровителем, бароном Унгером? Жаль, я не видела.