Ричард Длинные Руки – конунг

Орловский Гай Юлий

Палач взял в руки клещи, я остановил жестом.

– Нет-нет, мы же не звери, разве христиан радует вид пролитой крови? Начтите с чего-нибудь попроще… Например, просто бейте вот по этому месту… Обыкновенным прутиком. Можно палкой. В конце концов, поленом. С перерывами… Давайте отдохнуть.

Палач посмотрел, положил клещи на место и вытащил из кучи хвороста суковатую палку.

– Уже сегодня, – сказал он со злобной усмешкой, – станет непригодным для женитьбы.

– И детей больше не заведет, – добавил его помощник.

Герцог

медленно бледнел, в глазах впервые появился страх. Помощник палача вытащил из той же кучи длинную хворостину, с задумчивым видом попробовал ее на гибкость. Герцог вздрогнул и дернулся, цепи зазвенели.

Палач уставился на его гениталии, улыбка стала шире, как у голодного крокодила, а пальцы крепче сжали палку.

Я направился к выходу, бросив через плечо:

– Не забывайте давать передышку. Пусть висит и представляет, как вот-вот снова получит порцию счастья. Ожидание пытки – худшая из пыток. Это, как говорят знатоки, четвертая степень.

На другой день примчавшийся слуга сообщил торопливо, что схваченный преступник умоляет, чтобы его выслушали и приняли последнюю исповедь.

– Хорошо, – сказал я. – Я сам ее приму.

– Он просил священника…

– Будет ему священник, – пообещал я. – Еще как будет.

– Но…

– Я паладин, – оборвал я. – Имею право.

Герцог висит на цепях, как тряпичная кукла. Я старался не смотреть на те синие, до черноты раздутые места, куда палачи направляли удары, сказал с ходу:

– Итак, давайте поставим все на свои места. Вы возжелали поднять мятеж вовсе не ради верности королю Кейдану.

Он прохрипел:

– Да…

– Что вы хотели?

– Мечтал отделить свои земли, – проговорил он с трудом. – Добился же герцог Готфрид независимости.

– Автономии, – поправил я. – Из Сен-Мари он выходить не собирался. Ладно, это была у вас ширма. А каковы планы на самом деле?

Он вскинул голову и посмотрел на меня взглядом затравленного зверя.

– Автономии, – сказал он хрипло. – Я собирался поднять народ на борьбу с вами, захватчиками, но мои лорды знали, что вы для меня даже лучший противник, чем Кейдан. Ему они присягали, а вам нет!

Я кивнул.

– Хороший ход. Двойной, с вывертом. И только ваши самые доверенные лица знали, что и это ширма. На самом деле вы, герцог Ворквикширский, сэр Джонатан Меерлинг – последний из древней династии Горных Королей, самой первой, что образовалась здесь после заселения… Потом, когда ее свергли, потомки долгое время прятались по лесам, но смирились, отказались от планов снова вернуться к власти, многие сменили имена, чтобы не менять свою налаженную жизнь. Но в какой-то дальней веточке об этом помнили и напоминали детям о некогда утерянной власти.

Он смотрел угрюмо, со злостью проигравшего битву, молчал, наконец уставился в пол.

– Это домыслы…

– Так ли? – спросил я. – Захват власти нельзя осуществить в одиночку, но даже самые

верные склонны распускать языки, верно? Кто-то спьяну намекнул, что служит более великому человеку, чем Его Величество Кейдан, кто-то туманно обронил, что скоро трон займет человек более достойный, чем ничтожество Кейдан или этот иноземный захватчик… а некто собрал слухи воедино, и картина стала яснее.

Он взглянул на меня исподлобья.

– Значит, отсюда уже не выйду? Полагаете, я опаснее Кейдана?

– Я с Кейданом за трон не воюю, – ответил я. – Это вы все тут помешаны на борьбе за престол. Интриги, перевороты, выдвижение липовых наследников… Пауки в банке! В такой борьбе нет хороших и плохих. Под какими бы благородными лозунгами ни пытались сместить одного короля и усадить другого – все мерзость. Нет хороших королей и нет плохих – все дрянь. Но вы намного хуже Кейдана.

Он шевельнулся, его перекосило от дикой боли. Переждав минуту, просипел едва слышно:

– Почему?

– Он весь, как на ладони, – сказал я терпеливо, – а вы рядитесь в чистое. Но ни одного слова правды.

Он сказал отчаянным голосом:

– Но и вы солгали.

– В чем?

– Да хотя бы как захватили меня в плен! Разве это была не ложь, сказать, что всего лишь из-за жалобы соседа?

– Есть разница, – отрезал я.

Он сказал зло:

– Да? Потому что это вы? Вам можно, а мне почему-то нет?.. А где справедливость, о которой говорите?

Я хотел было махнуть молча, чтобы оттащили в сторону и удавили, не стоит даже объяснять, но мазнул взглядом по каменным лицам палачей, да и оба стража в пределах слышимости, все это мои люди и должны знать мою позицию, чтобы разделять ее, а не просто подчиняться.

– Ты, – сказал я со злостью, что приходится объяснять и оправдываться, но это необходимо, если я в самом деле начинаю строить демократическое общество, – ты, тварь и сволочь, лгал и подличал, чтобы прорваться к власти из той глуши, где ты жил, топил друзей, предавал близких, пробился… отдаю должное, это непросто, а затем правдами и неправдами обрастал владениями, землями, влиятельными друзьями… чаще – неправдами. Теперь вот решил, что пришло время для последнего прыжка к трону… А почему солгал я?

Он висел на стене, уронив голову, но я видел, что слушают меня все, я почти ору, задело за живое, я им всего себя, а тут такие обвинения, что по форме вообще-то, если не слишком всматриваться, тоже ложь и вероломство.

– С алхимиками я лгал, – выкрикнул я, – чтобы спасти этим людям жизнь!.. Господь гласит, что ложь во спасение – не ложь, даже если спасаешь свою шкуру, а я спасал жизнь посторонних людей от костра – это вообще благое дело!.. Да, я велел убить одного из мятежников без всякого суда, тайно, но тем самым я спас сотни жизней благородных людей с обеих сторон конфликта, которые наверняка погибли бы в такой межклановой резне!..