Ричард Длинные Руки – маркграф

Орловский Гай Юлий

– Тот будет убит. Но не потому, что тролль, а потому, что не принимает Христа.

Они ушли, а я затих, прислушиваясь к себе. Показалось, или нечто шевельнулось темное, гадкое, злобное? Поглотив темного бога, как говорит Логирд, хотя мне это слово очень не нравится, так и вижу себя каким-то ненасытным крокодилом, я завладел и всей его мощью, а также… сутью.

И хотя самого Терроса теперь нет, но что-то от него во мне есть помимо силы, и это совсем не умение играть на арфе.

Сердце

трепещет, душа сжимается в предчувствии неприятностей, но с некоторым облегчением я сказал себе, что вот и выплеснул наружу то, что давно зрело и ворочалось, но сам душил и не пускал наружу. Идея слишком дикая даже в теории, гладко было на бумаге, как сказал классик, да забыли про овраги…

И по той же трусости не решился сказать отцу Дитриху, а сперва вот так, чтобы до него дошло через моих военачальников, чтобы не вспылил, а дождался моего возвращения, а за это время остынет, поговорим без крика об основах веры. Отец Дитрих гораздо лучше знает каждую букву Писания, зато я, как мне кажется, глубже улавливаю саму суть христианства, не зная мелочей.

– Логирд, – проговорил я сдавленно, – если ты меня слышишь… Что насчет Терроса? Он может пробудиться во мне?.. В смысле, пробудиться так, чтобы захватить власть над моим телом?.. Или хотя бы начнет как-то бороться за власть?

Из стены, как пробка из шампанского, вылетело светящееся тело и, промчавшись через комнату, исчезло в стене напротив. Через мгновение Логирд вернулся, завис посреди кабинета.

– Промахнулся, – сообщил он. – Да, вопрос интересный… Хотел бы на такое посмотреть!

– Это меня ждет?

Он покачал головой, как мне показалось, с сожалением.

– Нет, Терроса уже нет. Вы нашли единственный верный способ его убить. Хотя те знания, которыми обладал Террос, могут, да могут…

– Что? – спросил я, едва дыша.

– Могут спровоцировать на нечто, – объяснил он. – Полеты – это еще не все. Но это не знания будут виноваты.

– Я?

– Соблазн, – сказал он. – Власть… Кто устоит? Чем больше власть, тем опаснее злоупотребление ею. Даже для себя.

– Власть не развращает людей, – возразил я, – это дураки, забравшиеся на вершины власти, развращают власть! Я помню, что чрезмерная жажда власти привела к падению ангелов, чрезмерная жажда знания приводит, как видим, к падению человека…

Он переспросил в удивлении:

– Это как?

– Такой человек может стать некромантом, – объяснил я злорадно, – а то и кем-то похуже. Скажем, продать душу дьяволу и придумать птичий грипп! Только милосердие не может быть чрезмерным. Оно не причинит вреда ни ангелу, ни человеку. Конечно, я говорю о милосердии, способном за себя постоять!

Он пробормотал:

– Да, интересное понимание милосердия… Вообще-то вы, сэр Ричард, можете овладеть всей мощью Терроса. Как и мощью тех, кого он поглотил. В том числе и тем, что умел я. После выхода из заключения он

был еще очень слаб… потом его мощь росла бы весьма быстро. Все это у вас впереди, если только, конечно…

– Что?

– Если сумеете. Это не мечом махать.

– Не язви, – сказал я. – Не все нужно стремиться… суметь. Любопытство кошку сгубило… ну и хрен с ней, а вот когда человек в погоне за мощью продает душу… гм… это не есть хорошо. Я вообще-то сам не знаю, зачем мне эта душа, но продавать все равно не буду. Ни за какие пряники! Даже за власть над миром.

Он кисло усмехнулся.

– Прогадать боитесь?

– Боюсь, – сказал я твердо.

– Теперь куда? – спросил он. – Сэр Ричард, вы что-то задумали! У вас такое бесхитростное лицо, хотя вы его и пытаетесь делать, да, но я вот смотрю и вижу… ух ты, вот так прямо в Ундерленды?

Я сказал обвиняюще:

– Это потому, что призрак!

– Ничего подобного, – запротестовал он. – Когда живым был, тоже видел все, что замыслили. Боюсь, сэр Ричард, и другие видят. Что нехорошо отчасти, но… и хорошо.

Я спросил с подозрением:

– А хорошо почему?

– Потому что вы неплохой человек, – ответил он. – И когда такое видят… это вам на пользу.

Я ощутил себя не то, чтобы уж совсем обманутым, но как будто у меня что-то украли важное. Всем нам хочется быть таинственными и загадочными. В детстве я хотел, чтобы меня принимали за бандита или хотя бы за опасного человека, я напускал на себя зверский вид и ходил, растопырив локти. Крутые парни, что умеют срывать уроки в школе, пользуются уважением одноклассников и успехом у девочек. Но и повзрослев, мы все еще хотим быть хоть чуточку на стороне зла, и хоть уже не бьем лампочки и зеркала в лифте, но хотя бы ходим тайком от жены по ее подругам.

– Ундерленды, – сказал я как можно весомее, – совсем не ради храма. Я туда и заглядывать не собираюсь! Но нужно посмотреть, что за анклав, чем нам может грозить, когда расслабимся и распустим войско. Я понимаю, как бы я хорошо ни работал, как гроссграф, лорд-протектор или майордом, неважно, этого никто не заметит! Народ замечает только героев. О них говорят, о них складывают песни, им стараются подражать. Но я все равно должен тянуть лямку.

Логирд поморщился.

– Для вас новость, что простой народ обожает грубых парней?

Я сказал сердито:

– Представь себе, да.

– Для меня нет, – ответил он равнодушно. – Я давно привык, что рыцарь на коне народу всегда интереснее, чем знающий некромант.

– Это не одно и то же.

– Разве?

Я скривился, махнул рукой.

– Ладно, ты прав. Потому я так и поступлю…

– Как?

– Оставлю пока что Геннегау, – сказал я, – на попечение графа Ришара, а также Куно Крумпфельда и его помощников. Меня в самом деле очень даже интересует этот загадочный анклав, куда скрылся Кейдан.