Ричард Длинные Руки – паладин Господа

Орловский Гай Юлий

Тропка узкая, двигались не просто по одному, но и на расстоянии друг от друга. Никому не нравится, когда отведенная в сторону ветка едущим впереди с силой бьет тебя по глазам. Или просто хлещет по морде. Я ехал, погруженный в свои мысли, даже не сразу сообразил, что Гендельсон разговаривает и уже ругается вовсе не со мной.

Очнулся, поднял глаза, а на Гендельсона уже бросились, ломая кусты, несколько человек в темных одеждах. Меня тоже заметили, но, к счастью, не обратили внимания: Гендельсон дороден, в дорогих рыцарских доспехах, остатки пышного плюмажа на шлеме, а я в самом деле тяну на роль слуги…

Молот

вырвался из моей руки, как управляемая ракета. Я поймал, швырнул второй раз, третий, и тут они наконец сообразили, кто здесь главный, а кто лишь яркая приманка для ловли идиотов, заорали и бросились на меня все разом.

Я выхватил меч с черным лезвием. Они набросились с дикой яростью, просто безумной, настоящие берсерки, я дрогнул, морды у всех звериные, заросшие густой шерстью. Меч мой пошел криво, у налетевшего на меня первым всего лишь снесло половину щита. Второй был менее удачлив, я срубил ему меч у самого основания и поразил через шлем. Третий отпрыгнул, это спасло ему жизнь, зато самый первый отшвырнул разрубленный щит и бросился на меня с мечом в обеих руках. Конь заученно повернулся так удачно, молодец, разбирается, что я раскроил несчастного до середины груди. Третий отпрыгнул, глаза вылезли из орбит, затем повернулся и головой вперед прыгнул в кусты, словно с бортика бассейна в воду.

Конь хрипел и все старался стукнуть копытом раненого в голову. Конь Гендельсона стоял над хозяином, тот уже сидел и пытался поймать дрожащими руками болтающуюся над его головой уздечку. Конь заботливо обнюхивал человека, ткнулся в его лицо мягкими бархатными губами, и Гендельсон, не удержавшись, повалился на спину.

Я подъехал ближе, поинтересовался:

– Как самочувствие?

Гендельсон снова с усилием сел. Рука зацепилась за уздечку, конь отступил на шажок, и Гендельсона подняло, как раскладное бревно. Он был весь в грязи и комьях влажной земли, налипших листьях, даже с прицепившимся лоскутом мха на месте плюмажа.

– Слава Господу, – буркнул он. – Их нечестивое оружие не смогло прорубить доспехи, освященные в святой церкви…

– Прорубить не смогли, – заметил я, – но помяли. Вот вмятина, вон… А как вы сами, сэр Гендельсон?

– Кости вроде бы целы, – ответил он. – Ссадины заживут.

Он сделал шаг, пошатнулся. Руки взмахнули, как бронированные крылья, но устоял. Я смотрел, как он переворачивает убитых. Лицо барона стало совсем мрачным и неприятным.

– Не хочу говорить гадости, – сказал он, – но таких заргов мы еще не видели. Вот эти двое, понятно, из Мезины. Их еще зовут касогами. Этот вот из Шумеша. Но посмотрите на этих!

Трое касогов, оказывается, вот кого резал Редедя… или резали Редедю, не помню, лежат в сторонке. У одного разрублена голова вместе со шлемом, у второго глубокая рана, что почти разделила его пополам, третьему я разрубил голову до нижней челюсти. Эти трое даже на мой взгляд не совсем касоги. Или не те касоги, какими я уже привык полагать касогами.

Выше ростом, в темной одежде, у всех на шлемах, кривых мечах и щитах странные гербы и эмблемы. Даже мне показались странными, ни с чем не ассоциирующимися. Кроме роста, отличаются длиной рук, а лица у них вытянутые, с выступающими вперед челюстями.

– Это новые, – сказал Гендельсон угрюмо. – И они мне очень не нравятся.

– Мне

еще больше, – признался я.

Он быстро взглянул на меня.

– Почему?

– Униформа, – ответил я. – Они все… одинаковые. Даже одежда.

Он осмотрел их снова, пожал плечами.

– Ну, одежды пошить нетрудно… Но вы правы, это под силу только большому и богатому королевству. Чтобы заказ на шитье одежды был размещен сразу в сотнях мастерских. Как и в сотнях оружейных. Но еще дивнее, что они и по росту одинаковы…

Я вспомнил, что в прошлом веке русская армия формировалась по такому принципу: самых рослых – в гренадеры, самых легких – в уланы, ребят покрепче – в гусары, а мускулистых середнячков – в кирасиры. И коней поставляли: буланых – гусарам, вороных – в лейб-гвардию, гнедых – в кирасирские полки…

– Это уже не сборные отряды, – согласился я. – Это… но почему неведомое могучее королевство не двинуло всю армию?

– Может быть, просто прощупывают пути?

Широкая тень закрыла его на краткий миг, отчего Гендельсон показался мне вырезанным из темного камня, пронеслась через поляну. Я успел увидеть, как по багровому небу пронеслась, закрывая луну, огромная черная тень. Был ли это дракон или что-то иное, я не рассмотрел, но животный страх вогнал адреналин во все клетки, я напрягся так, что еще чуть – и взорвусь, как граната.

Гендельсон поднял к небу помертвевшее лицо.

– Что это было?

– Неважно, – ответил я грубо, – но теперь нас заметили.

Он побледнел еще больше.

– Нам только погони недоставало! Господи, спаси и сохрани.

Я мог бы ему рассказать немало анекдотов про тех, кто уповает на Бога, и какую крупную фигу Господь подносит им под нос, но мне по фигу антирелигиозная пропаганда, как и религиозная, я повернул коня мордой в сторону тропинки.

– Едем?

Он поколебался, глаза смотрят настороженно.

– Вы что же, так и не пошарите по их карманам?

– Ах да, – ответил я. – Пошарьте там по их карманам… А то мне слезать с коня влом.

Он посмотрел на убитых, перевел взгляд на меня. Лицо стало злым и высокомерным.

– Это не приличествует барону, – ответил он с надменностью в голосе. – Если даже вы отказались…

– Даже я, – ответил я зло. – Представьте себе, даже такое ничтожество, как я, отказался! Надо же такое представить?..

Я тронул повод, конь понес по тропке. Она делала крутые повороты, один раз даже раздвоилась, но я пришпорил, гнал рысью, галопом. Уже решил было, что оторвался от этого надменного дурака, но за спиной прозвучал настигающий топот.

– Сэр Ричард! Сэр Ричард!

Голос был срывающийся, взволнованный. Я с великой неохотой перевел коня на шаг. Гендельсон догнал, сказал раздраженно:

– Мой конь серьезно сбил ноги. Если во весь опор, то до ближайшей деревни придется пешком.

– Ищу место для ночлега, – соврал я.

Красивый могуче-картинный дуб оттеснил остальные деревья, перед нами открылась и начала приближаться небольшая, отвоеванная им полянка. Остальные, как статисты в хоре, стоят вокруг плотной стеной на почтительном расстоянии. Исполинские ветви дуб раскинул широко, вольно, почти параллельно земле. Крона в форме атомного взрыва, подобную роскошь не могут позволить себе деревья в тесных кучах.