Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун
Шрифт:
Словом, они снова двинулись в путь, и тяжелая карета медленно поползла в гору. Миледи с детьми и Бенитой ехали в карете, а другая служанка и двое слуг (у каждого в руке — здоровенный бландербасс) сидели снаружи. Сколько ни предупреждали в Далвертоне о здешних разбойниках и бродягах, миледи всякий раз отвечала: «Ничего, я немного знаю этих людей, и уверена, они никогда не ограбят леди».
Карета с трудом продвигалась сквозь грязь и туман пока не стемнело, и когда путники добрались до прибрежного откоса всего лишь в миле от Уочетта, они, как выразилась Бенита, встретили свою судьбу.
Солнце уже село, но серебряное сияние, исходившее от моря, высветило скалы,
Что случилось после этого, Бенита не знала. Дверь ударила ее по голове, и она потеряла сознание, а когда пришла в себя, она обнаружила, что лежит на песке, и что разбойников и след простыл, и что один из слуг приводит ее в чувство, поливая ей лоб морской водой. Бенита встала на ноги и, пошатываясь, направилась к своей госпоже. Та одиноко сидела на прибрежном камне с мертвым мальчиком на руках. Увы, прежде чем первые лучи солнца пробились сквозь ночную мглу, несчастная женщина соединилась со своим горячо любимым мужем на небесах. Ее похоронили на маленьком кладбище в Уочетте, и ее сына и наследника похоронили рядом с ней.
— Вот и вся печальная история,— сказал Джереми, стараясь говорить бодрым голосом.— Налей-ка мне виски, сынок. Нет ничего лучше стакана доброго виски, когда мужчина становится совсем уж чувствительным. Налей и себе, Джон: ты явно приуныл.
Джереми говорил со мною, посмеиваясь и похохатывая, но я видел, что в глазах у него засверкали слезы, и почувствовал, что и мои глаза сейчас на мокром месте.
— Как же звали ту леди?
– спросил я, — Что стало с маленькой девочкой? Почему Бенита осталась в Англии?
— Ну, парень,— развел руками Джереми,— совсем ты меня вопросами засыпал — прямо как женщина! Более того, ты, пожалуй, даже превзошел их сестру. Ну хорошо, сделаем твой последний вопрос первым, как заведено у женщин, и попытаемся ответить на него. Бенита осталась в Англии потому, что ей некуда было деться. Дуны — если это и в самом деле были Дуны - вытащили из кареты все — и сухое, и мокрое - и Бенита осталась без единого пенни в кармане. Она вынуждена была и думать забыть о том, чтобы вернуться в Италию, и поселилась на эксмурском берегу. Она вышла замуж за гончара — отчасти потому, что он предоставил ей свой кров, отчасти потому, что вообще хорошо отнесся к ней, - а теперь у них трое детей, и ты можешь съездить в Уочетт и навестить ее.
– Я все понял, Джереми, хотя вы явно скомкали свой ответ. А теперь второй вопрос: что стало с маленькой девочкой?
— Послушай,
— Если бы знал, не стал бы спрашивать.
- Ясно, как Божий день,— сказал Джереми Стикльз,— что эта маленькая девочка - Лорна Дун.
Глава 40
Первый штурм Долины Дунов
Не надо, любезные читатели, думать, что я и впрямь был таким тупицей, каким представил меня Джереми Стикльз. Я в самом начале догадался, а потом твердо уверился в том, что той девочкой, дочерью несчастных родителей, была именно Лорна, и вопросы я задавал только для того, чтобы за разговорами и расспросами унять свою душевную боль.
Когда Джереми описал тяжелую карету и тех, кто в ней находился, упомянул о поломке в окрестностях Далвертона и о тех местах, по которым эти люди продолжили свой путь, о времени дня, погоде и времени года, сердце мое зажглось нестерпимым огнем, и картины прошлого встали передо мной так, словно все это случилось только вчера: служанка миледи, выглядевшая не так, как наши женщины, водокачка на постоялом дворе, карета, медленно едущая в гору, прекрасная леди и очаровательный мальчик, но лучше всего я запомнил маленькую девочку, темноволосую, удивительно прелестную, девочку, у которой уже тогда был нежный, кроткий взгляд Лорны.
Но когда Джереми упомянул об ожерелье, накинутом на шейку девочки, и о том, что после разбойничьего нападения девочка пропала, перед моим внутренним взором сразу же вспыхнул сигнальный огонь, и я увидел унылую вересковую пустошь, Дунов, по-хозяйски неторопливо едущих по ней, и беспомощного ребенка, лежащего поперек разбойничьего седла. И когда я вспомнил, что как раз в тот день я вернулся домой, чтобы принять участие в похоронах отца, до меня вдруг впервые дошло, что именно тот день для обоих нас — одновременно — стал самым черным днем нашего детства.
По каким-то лишь ему ведомым причинам Джереми Стикльз скрыл от меня имя бедной леди, матери Лорны. Я не стал задавать ему третий вопрос, догадавшись, что смогу теперь легко найти на него ответ и без помощи королевского комиссара. Сказать по правде, я вообще боялся услышать это имя, потому что чем древнее и благороднее оно было и чем крупнее было состояние, с ним снизанное, тем меньше оставалось шансов у меня, простолюдина Джона Ридда, взять в жены такую девушку, как Лорна. В ее верности я не сомневался, но люди, общество, могли создать вокруг нас такие условия, что я сам как честный человек вынужден был бы отказаться от нее. При этой мысли у меня даже дыхание перехватило.
— О том, что я тебе рассказал, — предупредил Джереми, — знать не должен никто — ни Лорна, ни твоя матушка, и вообще никто-никто.
— Но, предположим, нас с вами обоих подстрелят при штурме долины, — ибо я теперь твердо решил идти с вами в бой плечом к плечу неужели же Лорна так ничего об этом и не узнает?
— Обоих подстрелят! — всплеснул руками Джереми Стикльз.— Не трави мне душу, парень, а то, гляди, впрямь накаркаешь. Нет-нет, на линию огня выйдут только солдаты, а я по-генеральски буду наблюдать за ними с холма. Тебя же я определю себе в адъютанты и оставлю где-нибудь рядом за деревом, если найду достаточно большое, чтобы спрятать тебя за ним.