Ричард Глостер, король английский
Шрифт:
Герцогиня побледнела и снова прижала руку к своей груди.
– Не терзай мое сердце, Ричард, оно и так исходит болью за них, - глухо сказала она.
– Ты не представляешь, как много я думала об этом, и как нелегко мне было принять решение. Но поверь, другого выхода нет. Если мы коронуем маленького Эдуарда, Вудвилли не успокоятся, пока не изведут всех Йорков, наших родственников Невиллей, и не завладеют имуществом Уорика, Маргарет и твоих детей! Запомни, Ричард, ты сохранишь свою жизнь и свободу, только если сам станешь королем. И перестань сомневаться и малодушествовать, кто, в конце концов, мужчина в нашей семье - ты, могущественный герцог тридцати лет, или я дряхлая старуха, уже стоящая одной ногой в могиле!
Упрек матери словно отрезвил Ричарда,
– - Избави меня бог, чтобы я хоть в чем-то ослушался вас, матушка. Надеюсь, вы и вперед не будете оставлять меня своими советами.
– - Я послала письмо епископу Батскому с приказом немедленно раскрыть тайну первого брака Эдуарда на королевском Совете, - сообщила герцогиня Всесилия, и все ее морщинистое лицо выражало непреклонную решимость бороться с врагами.
– Он уже в пути, так что, Ричард, готовься к тому, что в очень скором времени ты станешь королем.
Ричард после этих слов ушел, испытывая двойственное чувство восхищения своей матерью, проявившей редкую силу духа, и тягостного предчувствия грядущих несчастий. Положение было настолько плохим, что как бы он не поступил, все равно его ожидали плачевные результаты. Но Ричард уже выбрал путь, указанный ему матерью, и был твердо намерен пройти все испытания судьбы.
Девятого июня Стиллингтон, епископ Батский, на собрании вестминстерских лордов, представляющих собой королевский Совет, заявил, что прежде чем Эдуард женился на Елизавете Вудвилл, он, Роберт Стиллингтон, обвенчал его с леди Элеонорой Батлер.
Ричарда, присутствовавшего на этом собрании, занимало главным образом не то, как воспримут знатные лица королевства эту новость, одобрительно или отрицательно посмотрят на его притязания, а отношение к нему его племянника Эдуарда. Для ребенка все, что происходило на Совете, несомненно, стало большим ударом. Накануне Ричард долго думал, как не пустить его на собрание, но так и не мог найти благовидного предлога, чтобы не пустить наследника своего брата на Совет, где должна была обсуждаться его коронация. А ведь юный Эдуард уже начал доверять ему, искренне и от всего сердца ища дядиного внимания: он тоже все сильнее привязывался к мальчику, перенеся на него свою любовь к умершему брату. И ему страшно было подумать, как неприглядно он выглядит в глазах доверившегося ему ребенка, и что сказал бы сейчас покойный брат Эдуард, поручивший ему опеку над своими детьми. Хотя Ричард убедился в том, что у его матери было достаточно оснований желать устранения старшего сына от решающего влияния на судьбу их рода и дела королевства, он сохранил преданность умершему Эдуарду, вспоминая только хорошие его черты.
В довершение всего этого позора после того как епископ Батский представил Совету письма Эдуарда Четвертого и свидетелей его венчания с леди Батлер, Ричард был вынужден для подкрепления своих прав, заявить, что покойный король был рожден от неизвестного отца. Теперь в глазах людей он выглядел законченным алчным честолюбцем, не погнушавшимся выставить на позор родную мать ради собственной выгоды.
При первой же возможности, когда закончился злополучный Совет, Ричард, ни на кого не глядя, удалился к себе, рассчитывая побыть в одиночестве и хоть отчасти вернуть себе душевное равновесие. Но долго быть наедине с собой ему не удалось. Как только Ричард, задыхаясь, сорвал с себя верхнюю парадную одежду, постучался оруженосец и доложил, что Эдуард Пятый хочет видеть регента Глостера. Ричард застыл в нерешительности, затем покорно махнул рукой и разрешил племяннику войти в свои покои. В конце концов, от этого испытания ему никуда не уйти.
Юный принц нерешительно переступил порог комнаты, словно размышляя,
– - Дядя, - тихо проговорил принц Эдуард, все еще сомневаясь, стоит ли ему вообще начинать разговор.
– Как ты мог так со мной, поступить? Ты ведь обещал сделать меня королем, зачем же ты берешь корону, предназначенную мне?
– - Эд, ты слышал, что сказал епископ Батский? Дети двоеженцев не имеют прав на корону, - глухо произнес Ричард.
– - Но отец не мог так обманывать мою мать, меня, всю Англию!
– в отчаянии крикнул мальчик.
– Скорее твой отец обманывал самого себя, не желая помнить свое прошлое,- грустно заметил Ричард.
– А я считаю эти разговоры о якобы незаконном рождении, моем, моего брата и моих сестер наветами и интригами, подстроенные подкупленными вами людьми, - упрямо заявил юный Эдуард, продолжая прямо смотреть на дядю. Тот невольно улыбнулся несгибаемости своего племянника - чужая храбрость всегда внушала ему уважение.
Ричард подошел к мальчику поближе и взял его за плечи.
– Можешь мне верить или не верить, Эд, но знай, ты мне дороже любой короны. А твою же, как ты говоришь, корону я взял для того, чтобы вернее защитить тебя и всю нашу семью от многочисленных врагов здесь в Англии и за морем. Я знаю, сегодня я потерял твою любовь, потому что нельзя любить человека, которому не доверяешь, - тут голос Ричарда задрожал, на его глазах показались слезы.
– Но я буду терпеть твою ненависть и твое презрение, так как для меня важно, чтобы ты остался жив, был в безопасности, и надеяться, что когда-нибудь я верну себе твое доверие.
Искренность Ричарда, его непритворное выражение любви произвели решительную перемену в поведении мальчика, - он разом отмел все свои подозрения, и забыл о своем негодовании.
– Тебе не придется долго ждать, дядя, я верю тебе, верю всем твоим словам, - пылко воскликнул маленький принц.
– И матушке я скажу, что ты ни в чем не виноват, я буду стараться, чтобы вы помирились.
Ричард почувствовал такое облегчение, словно был грешником, которому прощались многочисленные грехи, и даровалось райское блаженство. Благодарные слезы с новой силой полились с его глаз, он крепко прижал к себе мальчика, не желая его от себя отпускать. Теперь не имело значения, кому из них должна достаться корона - они понимали, что оба они Йорки, и у них одна вера, одни чувства и одни общие надежды. Эту минуту подлинного единения Ричард и юный Эдуард запомнили навсегда, воспоминание о ней влияло на их отношения в будущем. И Ричард пожалел, что его брат Эдуард не прожил хотя бы еще пять лет до возмужания своего наследника. Тогда бы мальчик не находился под сильным влиянием родственников своей матери как сейчас, более справедливо и объективно относился к спорам английской знати, и Ричарду не было бы необходимости выдвигать свои притязания на королевский трон Англии.
Вопрос об избрании Ричарда королем был решен в парламенте положительно. Принцы Эдуард и Ричард Йоркские были признанны незаконнорожденными, а дети герцога Кларенса были лишены прав, поскольку их отец был объявлен по закону изменником и бунтовщиком. Реакция Вудвиллей и их сторонников была явно негативной, они открыто протестовали против назначения нового преемника на трон. Особенно бурным было возмущение королевы Елизаветы, на которую не могли повлиять уговоры ее старшего сына помириться с Ричардом. Она снова развила бурную деятельность: слала воззвания к своим сторонникам во все концы страны, искала новых союзников в борьбе против герцога Глостера, и сумела договориться о союзе с самим Генрихом Тюдором, графом Ричмондом, посулив ему в жены свою старшую дочь Елизавету, которая отныне считалась невестой предводителя партии Ланкастеров.