Ричард I Львиное Сердце

Кесслер Ульрика

Несомненно, Ричард использовал деньги для того, чтобы расширить свое влияние, и конечно же, он совсем не стремился зарывать в землю свои таланты. С помощью привезенных осадных машин, использовавших морские булыжники из Мессины, и осадной башни, превышающей высоту стен и надежно защищенной от внушавшего страх «греческого огня», который невозможно было потушить водой, круглосуточно бомбардировали город, обеспечивая поддержку штурмующим. Христиане укрывались за земляным валом, который передвигали все ближе к городу, одновременно активизировались подрывные работы.

Ричард и Филипп не принимали непосредственного участия в боях. Вскоре после прибытия Ричарда оба заболели, причем последний болел серьезнее и продолжительнее. В период выздоровления, который пришелся на первую неделю июля, Ричард, укутавшись в шелковое одеяло, приказал подвести его к тому участку стены, который должны были штурмовать его люди, чтобы, по примеру Филиппа, по крайней мере, сражаться в качестве стрелка. Когда вопрос встал о том, чтобы повалить уже пошатнувшуюся башню, он, как говорят, предложил за каждый выбитый камень по четыре безанта. Но это предприятие было сопряжено с большими потерями, так как противник, несмотря на усталость, не терял бдительности. Снова и снова разрушенные участки стены спешно восстанавливались, и эта эффективная и героическая оборона вызывала у христиан восхищение. Но, в конце концов, гарнизон, решивший, что Салах ад-Дин бросил его на произвол судьбы, по своей инициативе приступил к переговорам о капитуляции. 4 июля 1191

года комендант аль-Маштуб прибыл в расположение крестоносцев и предложил сдать город взамен на беспрепятственный вывод из него всех защитников. Из английских источников мало что можно почерпнуть о внутренних разногласиях, вызванных этим событием, и это еще раз доказывает, что Ричард не был заинтересован в огласке. Согласно Itinerarium. Ричард наложил вето на вывоз осажденными личного имущества. Он не хотел, как утверждалось, после такой дорогостоящей и длительной осады вступать в пустой город. Не вызывает сомнения то, что именно Ричард настоял на ужесточении требований. Взятие города должно было принести как можно больше прибыли, и гарантией жизни должен был стать денежный выкуп. Читая Эракла, Philippidos Сикарда, Баха ад-Дина и Ибн аль-Атира, можно предположить, что аль-Маштуб встречался только с Филиппом, вероятно, не зная иерархии командования противника. Поскольку Филипп несколько месяцев до этого был бесспорным главнокомандующим христианской армии, мусульмане, должно быть, все еще считали его таковым. Уже по прибытии Ричарда Баха ад-Дин, сравнивая обоих королей, отмечает личное и финансовое превосходство Ричарда, но в то же время указывает на его более низкий ранг. Мы читаем у него, как аль-Маштуб пошел к французскому королю, «командующему армией». Но тот не вызвал английского короля. И Ричард счел необходимым продемонстрировать как противнику, так и своим боевым соратникам, что действительность несколько отличается от протокола, и утвердить тем самым свое политическое равенство. Согласно Эраклу, во время переговоров он пошел на штурм города. Группа источников Эракл-«Эрнуль» считает само собой разумеющимся превосходство Филиппа в политическом отношении: город должен был быть сдан только ему, ему он как раз и сдается, он ведет переговоры, принимает решения — всех остальных он лишь ставит перед свершившимся фактом, грубо отчитав, вызывает к себе в шатер Ричарда и «прочих баронов». Благодаря сообщению о демонстративном штурме Ричарда, мы хорошо различаем, какие источники, вместо того чтобы говорить о «королях», как это делает Говден, говорят только о Филиппе, как о единственном, кто принимал решение. Это французские источники, а также принявшие французско-монферратскую точку зрения Ригор, Гийом Бретонский, фландрская Continuatio Aquicinctina, итальянец Сикард Кремонский. Подробности сдачи Акки неизвестны, но, возможно, что в этих утверждениях находит свое отражение не только мнение о первостепенном значении Филиппа, но и реальные события капитуляции. Во всяком случае, здесь освещается ситуация, в которой Ричарду важно было не захватить командование над равными себе по рангу князьями, а вырваться из отводившейся ему роли чисто финансового спонсора и военного помощника. Чересчур резкая манера поведения при этом объясняется защитной реакцией. Строго ленно-иерархическую точку зрения, которую биограф Филиппа Картелльери заимствовал в качестве нравственной нормы поведения из французского провокационного арсенала, Ричард, по-видимому, не разделял. Биограф сообщал: «Филипп Август делал все, что входило в его обязанности главнокомандующего, а Ричард не исполнял свой долг, а именно, не подчинялся». И действительно, Ричард не подчинился, а самостоятельно начал переговоры с противником, причем с самим Салах ад-Дином.

Из сообщений Баха ад-Дина об этих инициативах Ричарда — их было пять за пять недель его участия в осаде — может создаться впечатление о его чрезвычайной назойливости. Так, Ричард желал непременно встретиться с султаном лично, но получил отказ, тогда он решил начать переговоры с его братом, аль-Фадилом (Сафадином), и это ему удалось. Он выпросил себе кур, ссылаясь на то, что эта пища больше всего подходит для восстановления сил после болезни, и добился разрешения для своих людей делать покупки на рынке в мусульманском лагере. Они обменялись подарками. Филипп, разумеется, также получил почетный дар. Для чего нужно было принимать подарки от врага и вступать с ним в контакты иначе, чем с оружием в руках, — это упорно отказывались понимать и фанатики в лагере крестоносцев и многие хронисты, тогда как местное дворянство уже давно привыкло к этому. Упреки в предательстве были вполне естественны, причем не щадили и Ричарда. Недоверие, с которым основная масса крестоносцев относилась к проявлениям восточной вежливости, зачастую было обоснованным, поскольку целью ее, в чем мы можем убедиться, изучая хитроумное коварство арабов того времени, были коррупция и подкуп. То, что на первый взгляд выглядит как сверхгуманность Салах ад-Дина, снова выступает в упомянутом эссе, где, конечно, не отрицаются ни благородные побуждения, ни военная хитрость. Автор советует обращаться с врагами, не с устрашающей жестокостью, а с расчетливым великодушием, доказывая тем самым свою культурность. Он также перечисляет ряд предпринятых мер, едва ли совместимых с рыцарским идеалом ведения войны. Необходимо не только засыпать и отравлять колодцы, способствовать распространению эпидемий, но и заниматься систематической дезинформацией, сеять раздоры во вражеском стане. Следовательно, каждый контакт с противником был желанным, так как давал возможность для шпионажа. И, вероятно, поэтому Салах ад-Дин охотно разрешил людям Ричарда посещать свой базар. Ричард тоже не брезговал шпионажем и даже вербовал бедуинов, но чтобы лучше узнать противника, необходимо было лично с ним познакомиться. Такое оружие как утонченное общение, которым пользовался враг, могло быть направлено и против него самого: постоянные контакты Ричарда с аль-Адилом можно рассматривать в этой связи как смесь политической необходимости и «военной хитрости», а также как проявление получавшего все большее распространение в высших слоях общества мировоззрения, позволявшего замечать в равном противнике не открытые еще человеческие достоинства.

Баха ад-Дин передает нам знаменитое послание Ричарда, относящееся к начальной фазе его переговоров с аль-Адилом. Когда тяжелая болезнь заставила его прервать их, прошел слух, что христианские князья выступили против его переговоров с аль-Адилом. В ответ на это Ричард писал: «Не верь слухам, которые распространяют о причинах моей медлительности, так как бразды правления находятся в моих руках, властвую я, и никто не властвует надо мной». Принижая практический суверенитет Ричарда и подчеркивая его вассальное положение по отношению к Филиппу, — ведь с вассалом, каким бы он ни был могущественным, невозможны были никакие соглашения, — внутренние недруги пытались добиться преимущества в переговорах с врагом. Когда по фактам, приведенным Баха ад-Дином, Ибн аль-Атиром, Сикардом, Бурхардом Урсбергским и Хаймаром Монахом, мы узнаем о том, что выторгованная в конце концов капитуляция Акки происходила без учета интересов Конрада Монферратского, становится совершенно понятно, почему Ричард вел переговоры самостоятельно. Вскоре мы узнаем более подробно о том, что враждебность Конрада по отношению к Ричарду в последнее время еще более усилилась. Устроив шумную сцену, он покидает лагерь, обвиняя Ричарда в намерении совершить акт насилия над ним, но Филипп возвращает его. Заклятого врага в качестве посредника Ричард, само собой разумеется, признать не мог, так же не удовлетворял его и Райнальд Сидонский, который, согласно Абу Шаме, 5 июля входил в состав христианской делегации, направленной к Салах ад-Дину.

Его доверенным лицом стал гроссмейстер ордена иоаннитов, отъезд которого,

согласно Баха ад-Дину, он назначил на 5 июля, причем мы не знаем, был ли он потом среди трех легатов, которые в тот же день, согласно тому же автору, провели безрезультатные переговоры с аль-Адилом, и был ли в их числе Райнальд Сидонский.

Во всяком случае, переговоры велись с Салах ад-Дином и с гарнизоном Акки, кроме этого, Ричард самостоятельно вел переговоры с Салах ад-Дином, а Филипп с осажденными, происходил обмен мнениями о возможности заключения «мира» на общих условиях, велась пропаганда и выдвигались тактические предложения, а также конкретизировались условия капитуляции. Каким образом при этом Филипп вступил в сношения с Салах ад-Дином и каково участие Ричарда в переговорах с представителями Акки, неизвестно. Не исключено, что именно Ричард в переговорах с Салах ад-Дином настаивал на том, чтобы судьба населения Акки рассматривалась как часть общих условий мира. Арабским источникам ничего неизвестно о сдержанной позиции Филиппа. Складывается впечатление, что на этот раз столкнулись прежде всего интересы не Ричарда и Филиппа, а Ричарда и Конрада. Человек, считавший себя избранным королем страны, должно быть, принимая во внимание необходимость будущего сосуществования с врагом, настаивал на более умеренных по сравнению с требованиями Филиппа, условиях капитуляции. Сообщение Говдена будто защитники Акки демонстративно пощадили Конрада во время французского штурма 3 июля и даже водрузили на башню его боевой вымпел, который он отдал им «in signum pacis» [77] , вероятно, действительно можно считать признаком того, что они считали Конрада своим защитником против усердствующего Ричарда. Французская атака 3 июля, с многократно описанной гибелью маршала Альберика Клемана, во всяком случае, знаменует начало интенсивных переговоров по всем направлениям.

77

«В знак мира» (лат.).

Далее хронология, похоже, сохраняется, а вместе с ней и взгляд на действия и противодействия. Описанный Эраклом демонстративный штурм, предпринятый Ричардом во время переговоров, которые начались с визита аль-Маштуба к Филиппу, сопоставим с тем, как его изображают Амбруаз и Itinerarium, где перед нами в шелковом одеяле предстает Ричард, предлагающий золото за камни. Этот штурм, как известно, был предпринят в обеденное время, и поэтому не был успешным, так как «большинство» не принимало в нем участия. Gesta и Chronica Говдена называют 6 июля как дату английского штурма Акки, a Chronica отмечает, что 4 июля аль-Маштуб и Каракуш просили о трехдневном перемирии, чтобы посоветоваться с Салах ад-Дином. О такой же продолжительности перемирия в этот период времени говорит и Баха ад-Дин. 6 июля оба коменданта снова появляются в христианском лагере, чтобы с «regibus» [78] — но Говден, к сожалению, и раньше не различал королей — провести переговоры о сдаче с учетом возникшей после штурма Ричарда новой ситуации, на что указывают и другие источники.

78

«Королями» (лат.).

Сикард ограничивает посредничество Конрада самыми последними часами, что, вероятно, не соответствует действительности. Мы узнаем, что аль-Маштуб получил разрешение Филиппа на свободный проезд, для того чтобы на следующий день согласовать условия капитуляции с королями, «adveniente nocte Marchioni custodia denegatur» [79] (здесь, очевидно, описка, и должно быть «delegatur» [80] ), следовательно, в то время как Конрад нес караульную службу (или не нес, потому что вел переговоры). Хронологическая путаница возникает из-за того, что Ричард штурмовал «dum haec agerentur» [81] . Особое положение Конрада подтверждается дальнейшими подробностями, приводимыми Баха ад-Дином и Ибн аль-Атиром. Именно он водружает королевские штандарты на башнях Акки, и ему за его посредничество выделяется дополнительное вознаграждение наряду с общей суммой денег, полученной в качестве выкупа. Капитуляция, о которой он договорился, в конце концов оказывается иллюзорной: для принятия окончательного решения ему не хватает полномочий, Филипп уже уехал, а гарнизон сам не мог выполнить условий. Получается, что переговоры вели не те люди. Те же, у кого были полномочия, не встретились.

79

«С приходом ночи завершалась караульная служба маркиза» (лат.).

80

«Начиналась» (лат.).

81

«Пока это свершалось» (лат.).

В переговорах между «королями» и Салах ад-Дином последнему были предъявлены явно завышенные требования. Баха ад-Дин и Говден согласны в том, что за свободный вывод гарнизона и жителей христиане требовали всех находившихся в руках мусульман пленных и «всю страну». На передаче всей страны особо настаивал, по-видимому, именно Ричард, так как он повторяет это требование после отъезда Филиппа в сентябре 1191 года. Он не верит, что это возможно. Ричард просто хочет показать, что ему не нужна капитуляция, ибо падение города уже ни у кого не вызывало сомнений, и, следовательно, предложение должно было быть предельно выгодным для него. Но Салах ад-Дин, по-видимому, не воспринял ситуацию всерьез. Он то прибегал к риторике, витая в облаках, то предлагал условия, которые были менее выгодны христианам, чем выторгованные Конрадом, из чего можно сделать вывод: окончательная сумма, назначенная за свободный вывод его людей, для него была слишком высока. Говден сообщает, что Салах ад-Дин готов был уступить всю страну с Иерусалимом за военный союз с королями против своих внутренних врагов. Вероятно, подобные фантастические предложения имел в виду Баха ад-Дин, когда писал, что они уже не знали, как обращаться с этим врагом. Если говорить о более серьезных предложениях, то от Баха ад-Дина и Абу Шамы мы узнаем о готовности передать город со всем имуществом и крестными реликвиями, а у Ибн аль-Атира наряду с этим еще и об обмене пленными в соотношении 1:1.

Деньги были тем, чего, вероятно, не хватало Ричарду в этих предложениях.

Отчаявшийся гарнизон предлагал все чем располагал, но у него не было ничего, что осаждавшие уже не рассматривали бы как свою собственность, поэтому они заключили договор в надежде на ратификацию его Салах ад-Дином. Тот же не одобрил его, но и не отверг открыто как свершившийся факт. Более того, он намеревался выполнить условия, что, учитывая общественное мнение, было необходимо. Он понимал: положение города безнадежно. Нападение на христианский лагерь стало невозможным, ночная попытка вывести население из осажденного города не удалась. И в последние дни перед сдачей Акки он начал опустошать окрестности города и разрушать Хайфу.

Основные источники едины в изложении главных пунктов условий капитуляции. Город подлежал сдаче со всем имуществом, тогда как Салах ад-Дин должен был отпустить около 1500 пленных христиан, 100 или 200 из которых были названы поименно. Необходимо было передать Святой крест распятия и заплатить 200000 динаров. Если сравнить эту сумму с той, которая была названа при выводе христиан из Иерусалима в 1187 году и, вероятно, составляла 100000 или 220000 динаров, то она может показаться чрезвычайно высокой. Если же принять во внимание продолжительность осады и рассматривать эти деньги не только как выкуп, но и как возмещение военных расходов, то надо признать соразмерность выдвинутых требований.