Ричард I Львиное Сердце

Кесслер Ульрика

Какие же выводы напрашиваются из этих двух версий, где истинной может быть лишь одна? Если исходить из предположения о единодушном неприятии Генрихом и Ричардом этого брака, становится совершенно неясно, почему же в таком случае помолвка не была расторгнута. Или причина в том, что, одобряя в принципе подобный союз, гарантировавший права на Вексен, Генрих препятствовал его заключению из-за того, что не хотел уступать его Ричарду в качестве приданого? Но ведь он не отдал Вексен и Генриху Младшему, который также претендовал на это приданое. Нет и свидетельств того, что Ричард немедленно потребовал бы передачу ему Вексена. Вот почему этот мотив, на который в одном месте намекает Гийом Бретонский, выглядит неубедительно. Пониманию очевидного расхождения между предполагаемым желанием Генриха и его поступками, результатом которых было затягивание осуществления этого брака, мало способствует и тот факт, что в этом никак нельзя усмотреть его козни по отношению к Ричарду, так как последний сам не хотел видеть Алису своей женой. Даже если допустить, что в душе Генриха шла яростная борьба, то уж на отношениях с Ричардом она отразиться никак не могла. Во всяком случае, он выглядел бы законченным психопатом, так как затягивание конфликта приводило к тому, что с определенного момента он бы уже не выигрывал, а терял время. И то, что Генрих оказался не в состоянии воспользоваться достигнутым взаимопониманием, в конце концов вынудило Ричарда выступить против отца.

Однако если не исходить из тяжелого психического расстройства Генриха, а также при отсутствии логической причины, по которой он мог бы воспротивиться этому браку, то остается заключить, что Генрих хотел его. Тогда вполне объясним и весь тот нажим, который он оказывал на сына — попытки отобрать у него Аквитанию, угрозы выступить против него в союзе с Францией, содержавшиеся в договорах 1183 и 1186 годов, отказ в признании его престолонаследником. Все сводилось бы к стремлению

привести сына к послушанию. А если уж Ричарду так не хотелось жениться на Алисе, что ж, на ней мог бы, в конце концов, жениться и Иоанн, какая ему, Генриху, разница. Иоанну на то время было уже выделено наследство, и ему с Алисой была предложена, ни много ни мало, Аквитания. Такой должна была стать для Ричарда отступная цена за разрыв помолвки, по крайней мере, так бы хотелось Генриху. Франция же запрашивала более высокую цену — отказ от английской короны в пользу Иоанна.

И не только невозможность отыскать причину сопротивления Генриха этому браку подводит нас к противоположному мнению. Имеется довольно веская причина, по которой он крайне настоятельно должен был добиваться брака с Алисой одного из своих сыновей, желательно, разумеется, Ричарда. Это не влекло бы за собой переориентации всей политики и не вызвало бы никаких неприятных вопросов. Когда в 1191 году в Мессине — это было уже после смерти Генриха — Филипп вновь поднял вопрос о его помолвке с Алисой, Ричард открыто назвал причину своего отказа жениться на ней: она была, якобы, совращена отцом и родила ему сына. В подтверждение этого Ричард предложил представить свидетелей. Но Филипп отказался их выслушать. Он заключил с Ричардом договор, и помолвка, наконец, была расторгнута. События эти упомянуты Говденом в Gesta и Chronica. И в отличие от других источников, речь идет не о слухах, а об официальном заявлении Ричарда, которое представляется достоверным еще и потому, что Говден присутствовал в то время в Мессине, чему имеются доказательства. Из английских источников той эпохи об этой любовной связи открыто сообщает Гиральд, называя ее в качестве причины, по которой Ричард наотрез отказывался взять в жены Алису, тогда как Девиз по этому поводу высказывает серьезные сомнения. Французские и про-французские же авторы об этом либо вовсе умалчивают, либо говорят намеками, как, например, Андреа Маршьянский, причем тут же перечеркивают их как недоказуемые и недостойные упоминания. Особняком среди французских источников стоит Philippidos, где дважды упоминается эта скандальная связь и вовсе не как досужие выдумки злопыхателей. Нетрудно догадаться, почему Франция не торопилась сделать истину достоянием гласности — едва ли ее можно было бы использовать в пропагандистской кампании против Ричарда. В чем-чем, а в несправедливости его в данном случае не упрекнешь, напротив, отказ жениться на Алисе был бы как нельзя правомерен, да и проблема Вексена, как мы вскоре увидим, казалось, нашла, наконец, свое решение. К тому же злодей Генрих был уже мертв, и огласка дела едва ли сделала бы много чести Франции.

Выдвинутое Генриху обвинение представляется совершенно обоснованным. Если бы Ричарду хотелось опорочить невесту, чтобы на этом основании уклониться от брака, вовсе необязательно было бы сваливать вину за разрыв помолвки на собственного отца — для этого вполне бы подошел первый встречный рыцарь. Прибегать к такой выдумке в 1191 году, когда время бурных страстей в отношениях с отцом осталось позади, Ричард не был заинтересован. Что же касается предложенных им свидетелей, похоже, они были у него уже в феврале 1190 года. Именно тогда он созывает в Нормандии конференцию, на которою, помимо архиепископа Кентерберийского и всех английских епископов, приглашает мать Иоанна, сводного брата Готфрида и, совершенно неожиданно, еще и Алису. Роль последней на этом, в общем-то семейном совете, могла быть только одна — сделать признание. И как тут удержаться, чтобы не истолковать необычайную уступчивость Генриха в его отношениях с Филиппом как стремление его задобрить, а сохранение, казалось, безнадежной помолвки — как свидетельство нечистой совести. Но то, что Генрих все же не решался отослать домой дочь своего прежнего сюзерена и сестру своего теперешнего, которую сделал своей любовницей, да еще не желал признавать, что его сын вовсе не собирался прикрывать грехи отца, давало в руки французскому двору, где, разумеется обо всем догадывались, крупный козырь — уж в слишком неприглядном свете представал Генрих, хотя скандальным был не столько сам по себе его поступок, сколько непоправимость возникшей из-за несговорчивости Ричарда ситуации. Однако огласка не только давала бы французскому королю безукоризненный моральный повод к объявлению войны, но и положила бы конец десятилетним политическим маневрам Генриха в отношении Вексена, которые опирались на рассмотрении его в качестве приданого. Вексен пришлось бы вернуть, ведь его уже нельзя было получить в приданое ввиду невозможности брака с Алисой ни одного из сыновей Генриха, поскольку «copula camales» [11] , независимо от того, совершена ли она в браке или без такового, по каноническому праву трактовалась как возникновение родственных отношений, что являлось абсолютным препятствием к браку, и дальнейшее удержание Вексена повлекло бы за собой военный конфликт с ужасающими последствиями. Более того, нельзя было и открыто признать, что брака с Алисой не желал именно Ричард, иначе немедленно встал бы вопрос о причинах его отказа. Таким образом, роль официального противника брака должен был взять на себя Генрих II, хотя дальнейшая отсрочка создавала все больше проблем для него самого. Прежде всего, собственные подданные все чаще упрекали его в несправедливости. Сколько еще он будет лишать Ричарда всего, не только не допуская его к невесте и наследству, но и не признавая его официально наследником престола? И с другой стороны положение Генриха было незавидным, Он не мог ни отправить Алису к Ричарду с приказом жениться на ней, ни прибегнуть к более крутым мерам, а именно, силой отобрать у него какую-то часть Аквитании с тем, чтобы заставить его помалкивать. До принятия обета участия в крестовом походе осенью 1187 года — лишь до этих пор — интересы Генриха и его сына в части разоблачения скандала не совпадали. До этого огласка правды лично Ричарду была бы только на руку — одним махом он избавлялся и от невесты, и от конкурента Иоанна, а заодно и от вмешательства Франции. Перспектива войны с Филиппом его вовсе не страшила. И еще он мог потребовать от отца, и имел бы на то полное право, чтобы тот официально признал себя главным виновником срыва свадьбы, и у Генриха не было бы другого выбора. И если тот хотел избежать крупного скандала, он должен был бы, по крайней мере, для виду «запрещать» брак до тех пор, пока Ричард либо сам не женится на Алисе, либо не созреет для того, чтобы уступить Аквитанию Иоанну, который бы занял его место под венцом. То, что Алиса преспокойно пережила этот конфликт, и то, что слухи связывали ее лишь с Генрихом, достаточно красноречиво характеризует как отца, так и сына, но, прежде всего, конечно, Генриха. Столь благородное поведение в общем-то аморального Генриха можно считать еще одной причиной, по которой ему не удавалось решить эту проблему. К попыткам политического решения, возможно, следует причислить его переговоры о браке Ричарда с дочерью Барбароссы. Но, как уже отмечалось, этот политический ход преследовал двоякую цель. Как чисто гипотетический выход из сложившейся ситуации следует, возможно, рассмотреть сообщения Гиральда и Гервасия о том, что Генрих якобы хотел «развестись» с Элеонорой и жениться на Алисе, для чего и попросил папу прислать к нему своих уполномоченных легатов, прибытие которых в октябре 1175 года действительно подтверждается документально. К подобной мысли его вполне могли подтолкнуть мятежные действия его жены и сыновей в 1173 — 1174 годах. Но тогда бы ему, подобно Людовику, который сделал это в 1152 году, пришлось бы отказаться от Аквитании, и хотя он мог рассчитывать на согласие французского короля, не так просто было бы лишить четырех своих сыновей от первого брака наследства, сохранив при этом контроль над ситуацией.

11

«Плотская связь» (лат.).

Самое подходящее сейчас время вспомнить брачную инициативу, с которой Людовик VII обратился в 1176 году к Александру III и о которой мы узнаем, в частности, из двух уже упоминавшихся папских писем. В глаза бросается разительное отличие постановки вопроса по сравнению с восьмидесятыми годами. Отношения отца с сыном ничем не омрачены. В сентябре 1176 года перед отъездом в Иври для заключения договора с Людовиком Генрих созывает своих сыновей, и если бы в слухах о разводе содержалась хоть крупица правды, едва ли ему удалось бы избежать крупной ссоры хотя бы с одним из них. Но важнейшим выводом из такого, на первый взгляд, полного взаимопонимания Генриха с Ричардом является то, что в то время Генрих должен был совершенно открыто выступать против брака Ричарда с Алисой. Однако в определенный момент желания Генриха круто меняются, и это, по-видимому, укрылось от внимания летописцев. Поначалу причину его воспрепятствования браку, несмотря на достижение обрученными подходящего возраста, можно объяснить бунтарством Ричарда. Когда же — в качестве отправного пункта можно взять смерть его прежней любовницы Розамунды Клиффорд — он вступает в любовную связь с Алисой, что происходит вскоре после подавления им восстания жены, можно, разумеется, предположить, что ему действительно не хотелось ее терять. Труднее представить, что и через 12 лет он оставался

к ней настолько привязан, что не смог бы от нее отказаться. Против этого говорят уже те усилия, которые прилагал Генрих для того, чтобы выдать ее замуж за Иоанна.

Вспомним: в то время, когда Людовик пожаловался папе на задержку со свадьбой, Генрих не мог хотеть брака Ричарда с Алисой, в чем нас убеждают выдвинутые им неразумно завышенные требования в отношении приданого как для Ричарда, так и задним числом для Генриха Младшего. И это тем более показательно, если учесть, что впоследствии он практически совсем не требовал за Алисой никакого приданого и готов был удовольствоваться закреплением за ним права на нормандский Вексен. Людовик же теперь совершенно не настаивал на браке любой ценой, но требовал лишь, чтобы, в случае его невозможности, Алису отослали домой. По заключенному ими договору судьба Вексена уже более не связывалась с судьбой Алисы, и политических причин для задержки последней больше не существовало. И если только не предположить, что амурную связь Генрих в тот момент поставил над всеми прочими интересами, нельзя не признать, что время было самое подходящее, чтобы приказать Ричарду, который должен был еще испытывать вину перед отцом за свое участие в мятеже, жениться на Алисе. Но этого не случилось. Ричарду, очевидно, было совершенно безразлично, что произойдет с его выбранной из политических соображений невестой, лишь бы ему не надо было на ней жениться. Вот почему между ним и отцом не возникало никаких разногласий. Как же тогда объяснить, что Генрих сразу же после того, как поползли первые слухи о нем и Алисе, немедленно не поженил обрученных или, по крайней мере, не предпринял никаких попыток устроить эту свадьбу? Весьма прозаическое объяснение этому может заключаться в том, что на ту пору Алиса была беременна. И отослать ее домой он не мог ни в коем случае — этим он бы нанес неслыханное оскорбление французскому двору, — но и заставить одного из своих сыновей взять ее в таком положении в жены он тоже не мог. Вероятно, Генрих надеялся, что через какое-то время ему все же удастся выдать ее замуж за Ричарда, но сын его слишком скоро повзрослел и стал не в меру строптивым. Можно, таким образом, сказать, что представившаяся Генриху возможность была им упущена из-за чрезмерного увлечения политической игрой, но в конце главы мы еще рассмотрим причины столь бескомпромиссной позиции Ричарда. С формальной точки зрения он безусловно был прав, однако весь вопрос в том, благоразумно ли было с его стороны так провоцировать отца, которого, как мы уже видели, загнали в угол, и доводить противостояние до кризиса.

Не последнюю роль могли сыграть и личные обиды. Ричард считался любимчиком матери, и имеется достаточно свидетельств того, что он питал к ней нежные сыновьи чувства, в Алисе же он мог видеть еще и ее соперницу. Хотя, как видно из истории с Элеонорой, внебрачная связь государя, сколь бы серьезной она ни была, не вела автоматически к опале его супруги, о ее эмоциональной оценке современниками судить весьма трудно.

Таким образом, возможные личные мотивы Ричарда, по которым он ни при каких обстоятельствах не хотел жениться на Алисе, сокрыты от нас. Зато совершенно определенно можно утверждать, что его позиция вовсе не противоречит общим принципам проводимой им в дальнейшем политики династических союзов. Смысл последних можно свести к следующему — упрочение союзов, основанных на общих или, по крайней мере, не антагонистических интересах, либо прекращение войн. Интересы же Анжуйского и Французского государств уже изначально противоречили друг другу, и если для стареющих монархов Людовика и Генриха родственные узы еще могли иметь определенный смысл, выражавшийся в их взаимном стремлении к сосуществованию, то для следующего поколения они полностью утратили привлекательность. Став королем, Филипп сразу же повел себя со своими вассалами так, чтобы ни у кого не осталось и тени сомнения в том, что его больше интересует укрепление королевской власти, а не сохранение мира. И если Плантагенетам не по душе такая политика, что ж, пусть тогда настраиваются на войну. В подобных обстоятельствах брак, то есть союз между домами, становился абсурдным. Ведь брак между Генрихом Младшим и дочерью Людовика Маргаритой лишь способствовал экспансионистской политике Франции. Поэтому отвращение Ричарда к женитьбе на Алисе не следует полностью относить на счет невесты — немаловажную роль могли сыграть также политические антипатии, питаемые им к будущему шурину. Здесь необходимо принять во внимание тот факт, что в то время дядя по матери считался особо близким родственником, от которого юный племянник с полным основанием мог ожидать поддержки и защиты. Показательным примером может служить отношение самого Ричарда к своему племяннику Отто. И, если допустить, что Ричарду была небезразличной судьба его предполагаемого в этом браке наследника, едва ли его обрадовала бы перспектива того, что Филипп будет иметь по отношению к его будущему сыну такие права и обязанности, в которые входила бы и опека. Как видим, с точки зрения Ричарда, брак с Алисой был не только политически бесполезным и невыгодным ввиду отсутствия приданого, но вполне мог оказаться еще и пагубным, так как грозил вновь усилить в семье французское влияние.

Попытаемся теперь разобраться в мотивах, которыми руководствовался Филипп, трижды за время правления Ричарда добиваясь заключения между Капетингами и Плантагенетами брачного союза. По сравнению с временами Генриха и Людовика ситуация, разумеется, была совсем иной. Тогда Генрих стремился поженить сыновей, а Людовик — выдать замуж дочерей. И поскольку до 1165 года судьба французского престола из-за отсутствия наследника оставалась неясной, а в 1169 году на момент помолвки Ричарда с Алисой у французского короля был один единственный сын, Филипп, данный брак давал бы Плантагенетам в определенных обстоятельствах право претендовать на французскую корону. И Филипп открыто этим спекулировал. В 1191 году в Мессине, незадолго до объявления Ричардом окончательного расторжения помолвки с Алисой, он настойчиво обхаживает присутствовавшую там сестру Ричарда Иоанну, вдовствующую королеву Сицилии. Народ считал, что овдовевший к тому времени Филипп хотел на ней жениться. Даже если это и соответствовало действительности, Ричард задушил все его надежды на этот брак в зародыше, чем и положил, вероятно, конец их дружбе. По свидетельству летописца Ньюбурга в середине девяностых годов Филипп снова добивался брака с Иоанной, но в 1196 году та из политических соображений была выдана замуж за Раймунда VI Тулузского. По случаю Лувьерского «мира», заключенного Ричардом и Филиппом в 1196 году и вскоре нарушенного, Филипп попытался заполучить для своего сына Людовика племянницу Ричарда Элеонору Бретонскую, что также не нашло поддержки у Ричарда. И, наконец, в целях скрепления пятилетнего перемирия, заключенного при посредничестве церкви в 1199 году и столь же недолговечного, он, как уже упоминалось, хотел женить Людовика на другой племяннице Ричарда, а именно, на дочери Альфонса VIII Кастильского. Состоявшийся уже при Иоанне брак между Людовиком и Бланкой, которая вскоре подарит Франции Людовика Святого, приоткрывает, наконец, причину настойчивости Филиппа. На правах супруга Людовик мог бы построить свои притязания на английский престол и, воспользовавшись раздорами между Иоанном и английскими баронами, высадиться со своими войсками в Англии. Вспомним, что в 1200 году, когда состоялась эта свадьба, у Иоанна все еще не было детей, а следующее поколение представлял лишь юный Артур, сын Готфрида, так что «брачная» дипломатия Филиппа была, как говорится, с дальним прицелом. При Ричарде в роли возможного престолонаследника выступал Иоанн, поэтому мотивы Филиппа, должно быть, были для него совершенно очевидны: в этом непримиримом противоречии интересов Ричарда и Филиппа, вероятно, и крылась причина того, что Ричард отвергал все брачные предложения последнего. И первым браком, который заключил Ричард еще до своего восшествия на престол, он не только выразил политическое недоверие Франции, но четко поставил определенную стратегическую цель — Ричард выдал замуж свою племянницу, Риканцу, дочь Генриха Льва, которая во Франции приняла имя Матильда, за сына графа Першского, французского вассала, чьи владения граничили на юго-востоке с Нормандией. Предполагалось, что новые родственники будут защищать это направление в случае нападения французов.

Да и наивно было бы предполагать, что брак Ричарда с Алисой смог бы предотвратить конфликт, окончательное разрешение которого совпало лишь с окончанием Столетней войны. Так что надежды Генриха на мирное решение проблемы путем династического союза и получения в приданое Вексена, представляются в данной перспективе иллюзорными. И, оценивая реальное положение вещей с учетом сложившейся политической ситуации, необходимо признать совершенно оправданным отказ Ричарда от брака с Алисой.

БОРЬБА СЫНА ПРОТИВ ОТЦА

До настоящего времени отношения между отцом и сыном мы рассматривали в контексте отцовской линии поведения. При этом в глаза бросалось явное несоответствие между немилостью отца-короля и сдержанной реакцией на нее сына: тот стремился лишь сохранить имеющееся и защитить свои законные наследственные права. Повествуя об агрессивности отца и сопротивлении сына, источники содержат крайне противоречивые толкования ситуации, необычным в которой является уже хотя бы то, что в роли нападающего выступает не сын и наследник престола, а, напротив, отец, стремящийся всячески понизить статус собственного сына. Не углубляясь в мотивацию поведения Генриха, попытаемся рассмотреть этот своеобразный конфликт поколений, смысл которого не совсем ясен вне исторического контекста, хотя правила игры вполне очевидны. Именно о них, поскольку они довольно определенно характеризуют позицию Ричарда, и пойдет речь. Наряду с политической подоплекой конфликт с отцом в немалой степени определяется и личными качествами Ричарда, тогда как в его взаимоотношениях с Филиппом, привносящих в эту и без того запутанную ситуацию элемент полнейшей дестабилизации, очень отчетливо проступает лишь его политический профиль.