Рики Макарони и Вестники Ниоткуда
Шрифт:
— Осторожнее надо быть! – проворчал Пигнолии другим тоном.
— Здесь не запрещено ходить, — отчеканила Карлотта. – А осторожность, конечно, не помешает. Не только ученикам.
Пигнолли резко развернулся и пошел прочь. Он что-то бормотал, лица его Рики не видел.
— Это ведь нельзя считать угрозой? – усмехнулась ему классная наставница.
— Нет, — поспешил заверить ее Рики, и заставил себя улыбнуться. – Спасибо, синьорина.
— Не за что, — отмахнулась Карлотта. – Не оставлю же я ребенка на растерзание. Что, кстати, он
— Вы вне конкуренции, — заявил Рики, согласно общепринятой манере.
— Хватит льстить! – закатила глаза Карлотта. – Марш на урок, пока не опоздал!
В классе Рики удалось привести свои чувства в порядок. Пигнолли сразу ему не понравился – ничего особенного, в этой школе, вроде бы, не было вообще никого, кто питал бы приязнь к нумерологу. Воспоминание о столкновении в коридоре было настолько неприятно, что он предпочел отрешиться от него. Куда больше вопросов вызывал мысленный приказ до открытия двери.
Тщательно все вспомнив, Рики уверился, что никак не мог ожидать такого поворота событий. На его памяти эта дверь никогда никем не открывалась. Значит, как он сразу и подумал, импульс шел от «них». Его предупредили об опасности те, от кого он не знал, чего ждать. Глупо, конечно, но сохранялось стойкое ощущение, что под опасностью «они» полагали нумеролога, а не удар дверью. Рики не понимал этот внезапный контакт при отсутствии попыток за прошедшие дни.
— Извините, только стоило ли так стараться? Тонкие стенки, ох, ювелирная работа. Твой сервиз будет иметь не меньше 19 чашек, — говорил Марине профессор Инстабилито. – Я ничего не хочу сказать, мило…
Рики считал, что гораздо интереснее делать то же самое посредством гончарного круга, чем палочкой.
— Я перестаралась, — вздрогнула Марина.
— Я совсем не хотел бы подрезать твой творческий порыв, может, мне не надо было ничего говорить…
— Ческа, — тихонько позвал Рики. Сегодня он чуть не забыл, что она сидит рядом, но все равно, это было чудесно. — Кто пользуется старой кладовкой для метел на первом этаже?
Удивление в ее глазах напоминало восторг.
— Никто, — ответила она. – Вообще дверь давно пора заколотить, так как ключ утерян.
— Прошу прощения, но вы на уроке, — смущенно напомнил профессор трансфигурации.
— Извините, синьор, — дуэтом пропели Рики и Ческа.
Рики занялся делом. На прошлом занятии профессор долго рассказывал, что посуду можно украшать узорами, если специально не добиваться этого. И теперь Рики видел, что так и есть: у Пеппе Лютика и чайник, и блюдца, хоть и косоватые местами, были сплошь в снитчах, а девчонки скрипели зубами, но из глины не проявлялось ни одного цветочка. У него тоже стенки посуды оставались абсолютно гладкими, т. е., он так считал.
В конце урока ученикам было позволено ознакомиться с достижениями
— Надо же, как похоже, — сказала Марина и нагнулась, рассматривая чашку с противоположной от Рики стороны. – И этот, и этот!
Ничего не понимая, Рики схватил посудину за ручку и повернул противоположной стороной к себе.
Он с детства испытывал на себе великую силу искусства. Рики автоматически оценил, что портрет весьма посредственный, только лишь копирует внешнее сходство. А потом у него отвисла челюсть.
Оттиск в глине был копией Эдгара Боунса.
— Осторожно, не так резко! – Марина отняла чашку и бережно поставила ее на место.
— Надо же! – восхищенно вздохнула Ческа, разглядывающая молочник. Он был украшен образом Ральфа Джордана.
На шести стаканах, исключительно с невидимой Рики стороны оказались Лео с Дорой, Селена, Дик, Эдгар, Артур и…Дан.
— Кто эта девчонка? – спросила Ческа, внимательно осмотрев ее. – Я такую в твоей школе не видела.
Вокруг, заинтересовавшись необычным сервизом, столпилась половина класса, которая теперь с любопытством ожидала ответа. Карло Робусто ухмылялся.
— Это наша соседка, — сказал Рики. Хмурые брови Чески словно давили на него. – Мы с братом возимся с ее собакой.
— А почему тогда здесь не собака? – спросила Ческа.
Раздраженный и беспомощный, Рики не находил выхода, но тут раздался спасительный глас.
— Пожалуйста, дайте пройти, — профессор Инстабилито пробился к парте, наклонился, и глаза его едва не вылезли из орбит. – Великий Боже, как такое возможно?
Профессор разволновался так, что староста наколдовал для него стакан воды.
— Я конечно, несколько раз наблюдал, — заговорил он позже, — как маленькие дети, еще не имеющие палочки, возясь в грязи на улице, создавали яркие изображения. Но, прошу прощения, у них совершенно другая природа эмоций! Твоя работа, молодой человек, близка к художественной. Я не встречал такого у школьников раньше, чем при сдаче экзаменов на ТРИТОН! И вот это, — он повернул к Рики заварочный чайник, словно предлагая полюбоваться.
Там красовался герб «Хогвартса», совершенно такой, каким Рики его видел в последний раз: лев, барсук, орел и змея.
— Я, конечно, не знаю, кто эти дети, — заговорил преподаватель.
— Это его друзья из английской школы, — с готовностью ответила Ческа.
— Но герб – вполне точная копия. Ты собирался это рисовать?
— Нет, синьор, — твердо ответил Рики. Если уж рисовать, он бы, наверное, чертил той же палочкой в глине какие-нибудь снежинки или, допустим, Ческу, чтоб сделать ей приятнее. – Я совершенно ничего не планировал.
— Тогда понятно, извини, я не хотел, — забормотал преподаватель, глядя почти сочувственно. – Но, не знаю, бестактно ли спрашивать, у тебя в семье есть художники? Если наследственное, это понятнее…