Рикошет сна

Агеева Рита

Арчи давится чаем и через кашель спрашивает, умоляюще:

— У вас есть мой телефон?

— У нас есть к тебе вопрос и страшно ограниченное количество времени, — бессовестно жмет на мальчика Вильгельм.

— Я не знаю, имеет ли этот номер отношение к экстренной службе. Мне не объясняли, откуда он взялся, — отвечает карнавалет, опустив глаза в пол. Его чашка опустела уже наполовину. Мне сказали, что…

— Кто сказал? — сейчас орлом был явно ментор. А подлинный потомок орлиного рода — цыпленком перед ним. — Никаких замалчиваний и неточностей! Каждое

замалчивание — новый раненый Байт!

— Мама говорила мне так, — Арчи шепчет еле слышно, но четко и разборчиво. — Когда с протектными куполами начались первые проблемы, она строго-настрого велела мне запомнить этот номер, но звонить по нему только один раз в жизни — если сложатся такие обстоятельства, что эта жизнь окажется под угрозой и будет готова вот-вот оборваться.

— Прекрасно, и что тебе сказали в ответ?

— "Монджаэк Росси Адельстан". Я не знаю, что это значит. Но эти слова произнес голос дяди Коарга, и он звучал издевательски. Это была запись на автоответчик — значит, дядя о моем предстоящем звонке знал и ждал его. После этих слов я почувствовал себя дурно и начал терять сознание — только чересчур плавно, как в замедленной съемке. А дядя продолжал говорить и велел мне оставаться на месте и ждать, когда за мной придут. Когда я открыл глаза в Ритрите, я ожидал увидеть рядом с собой в первую очередь дядю или кого-то из его знакомых.

— И ты считал, что мы работаем на него или с ним. Все ясно, — кивает Эмма. — Мы тут все головы сломали, пытаясь понять логику твоего поведения в первые дни пребывания в Ритрите. Ты говоришь, в какой-то момент дядя пропал. Общался ли он с тобой после твоего исчезновения?

Арчи темнеет, как будто на него нашло грозовое облако.

— Нет, я избегал его. И избегал пользоваться смартфоном, чтоб дядя не обнаружил мое местоположение по его активности. Сделав тот последний экстренный звонок, я понял, что теперь дядя найдет меня неминуемо.

— А ты молодец! — хлопает в ладоши Тильда. — Решился спрятаться там, где тебя точно не будут искать — то есть в самом очевидном месте! Умница!

Арчи кокетливо вскидывает ресницы:

— Для этого мне пришлось самостоятельно обрушить свою часть второго этажа и никогда не подниматься туда, чтоб не быть замеченным с воздуха. В доме был генератор деструктивной мощности — и мне удалось настроить его ровно так, что пострадало мое бывшее крыло.

Вильгельм в знак одобрения прихлебывает чай особенно громко и сочно.

— И еще… — Арчи снова боязненно затухает. — Дядя тогда на автоответчике пригрозил, что если я не послушаюсь и попытаюсь сбежать, первой, кто пострадает, будет моя мама.

Тишина в комнате звенит, как натянутая струна.

— Какие прекрасные новости, — цедит Эмма. — Как ты думаешь, это был пустопорожний блеф? Или твоя мама и правда жива? Ты слышал о ней хоть что-нибудь после того как в последний раз ее видел? Или это было первое упоминание со стороны о том, что она не погибла? Как, кстати, звали твою маму?

Анеджина.

У меня в памяти вспыхивает блеск золотой перчатки

и узость той прорези, через которую Арчи смотрел на собравшихся за игровым столом.

— Коарг доводится тебе дядей по маминой или папиной линии?

— По маминой. Но он ее сводный брат, а Стурк — родной. Коарг рано осиротел, и его воспитывали мои бабушка с дедушкой.

Во мне вскипает отвращение. Каким же распоследним гадом надо быть, чтобы так мерзко обращаться с людьми, которые в трудную минуту протянули тебе щедрую руку помощи!

— Арчи, я знаю, что ты долгое время жил с одной только мамой, без отца, — говорю я, стараясь звучать как можно ровнее. — Какую версию гибели отца тебе озвучили?

Я направляю взгляд в стену так, чтобы левым зрачком улавливать выражение лица Вильгельма, а правым — поцарапанного лица Эммы.

— Нам с мамой сказали, что он погиб в результате несчастного случая. Во время одной из его многочисленных деловых командировок на засекреченном объекте случилась перестрелка, в которой погибло около десяти человек, точно не помню.

Эмма как морщилась от полученной рикошетом сна боли, так и морщится. Вильгельм по степени взволнованности или неуверенности в себе напоминает надгробие — но я-то как раз знаю, что возрастного это "надгробного" духа свидетельствует о поднимающейся в его душе панике.

— Что ты можешь сказать насчет Венс? — продолжает допрос Тильда, явно довольная тем, как работает милый ее сердцу карпинеллум.

— Ничего особенного, — Арчи отставляет пустую чашку, — ветреная и до мозга костей светская женщина. Приятная, милая, всегда в хорошем настроении. Я не уверен, имею ли право рассуждать о таких вопросах — но со стороны и с позиции моего детского возраста мне никогда не казалось, что ее и дядю связывали по-настоящие глубокие и пылкие чувство. Но тем не менее они подходили друг другу и понимали друг друга.

— Ты говорил, что исчезновению Коарга Венс словно бы обрадовалась…

— Да, — подтверждает Арчи. — Она утверждала, что дядя вынужден был покинуть купол после того, как получил угрозу от кого-то чрезвычайно влиятельного. Этот некто обещал жесточайшим образом расправиться с Коаргом, как только тот попытается обратно переступить порог купола. Оставаясь на протектной территории, я был полностью защищен от любых угроз со стороны дяди.

— Угроз… — щурится Вильгельм. — Чем именно он тебе угрожал и чего от тебя хотел?

Арчи ежится.

— Сначала ничего. Просто он стал относится ко мне гораздо строже и суровее, чем раньше, постоянно дулся на меня. Я не мог понять, в причина — ведь Венс уверяла, что мое поведение было образцовым, а из школы я приносил только высшие отметки. Прошло много месяцев, прежде чем Коарг задал мне вопрос напрямую: как он может получить доступ к нашему семейному архиву документов. Я удивился — потому что никогда этим архивом не располагал. Иначе и быть не могло — пока я жил с родителям, а потом с одной только мамой, я был слишком маленьким для того, чтоб мне можно было доверять важные документы.