Римская диктатура последнего века Республики

Чеканова Нина Васильевна

2. Имперский характер государственно-административной и социальной политики Гая Юлия Цезаря

Цезарь был политиком-прагматиком. С момента вступления на политическую арену и до самой смерти главной его задачей было приобретение и укрепление собственного авторитета и положения во властной структуре. Если социально-политическая традиция соответствовала и оправдывала его положение, он возводил ее в принцип. Как прагматик, он мыслил не категориями перспективы, а исключительно настоящим моментом. В этом смысле он выступал как консерватор и даже догматик. Он искал опору своей власти в традиционных отношениях и пытался укрепить эти отношения — римская демократия и клиентела, римское гражданство, римский республиканизм, римская сакральная традиция. Римское общественное мнение ожидало от него именно восстановления этих основ. Подобные ожидания были выражены Цицероном в речи «По поводу возвращения Марцелла». В ней Цицерон призвал Цезаря употребить власть на благо государства (Cic. Pro Marc, 2) и «воскресить»

все то, что пострадало в ходе гражданской войны (Cic. Pro Marc, 23, 5) [64] .

64

В этом фрагменте Цицероном использован глагол excito, который имеет чрезвычайно широкое значение — не только восстанавливать, воскрешать и т. п., но и укреплять, поднимать на ноги. Это дает основание думать, что Цицерон возлагал на Цезаря более широкие надежды, связанные не только с реставрацией прежних норм, но и с их реформацией.

Однако в условиях кризиса римской civitas с расширением политической практики Цезаря и его потестарных возможностей для него самого стали очевидны противоречия. В условиях разложения римской демократии главную роль начинала играть армия и военная клиентела. В условиях территориального распространения римского империя, развития италийской и провинциальной римской периферии и усиления территориальной и социальной мобильности римского гражданства большое значение получили муниципии и провинции, муниципальная и провинциальная аристократия. В условиях кризиса римского государственно-политического республиканизма стремление укрепить центральную власть неизбежно вызывало оппозицию республиканцев-ортодоксов и обострение политической борьбы.

Гражданская война стала по существу новой демонстрацией недальновидной позиции сената и сенатской аристократии, отсутствия у них четкого представления о состоянии республики и возможных перспективах ее дальнейшего существования. Цезарь, как никто из современников, сумел понять смысл происходившего в Риме, соотнести собственные субъективные интересы с объективным развитием республики и, по существу, возглавить объективно развивавшийся процесс преобразования Римской республики в империю. Утверждение сенатом всех распоряжений Цезаря после его убийства было равносильно признанию не только легитимности его власти, но и целесообразности его реформ (Plut. Caes., 67)^{527}.

Государственно-административная и социальная политика Цезаря была продиктована временем, он вынужден был отвечать на его запросы. В связи с этим он стал активным реформатором и определил основные направления трансформации Римской республики в империю. В исторической литературе высказаны два основных мнения о социально-политической роли Цезаря. Т. Моммзен, отмечая в деятельности Цезаря элементы разрушения отживших республиканских норм жизни, общинных отношений и политических связей, считал его тем не менее наиболее результативным и конструктивным создателем римской монархической системы и империи^{528}. Г. Ферреро одним из первых оспорил этот панегирический взгляд, признав за Цезарем (как за Помпеем и Крассом) прежде всего роль дезорганизатора и разрушителя «старого мира», деятельность которого, однако, ускорила разрешение кризиса, охватившего римско-италийское общество^{529}. Несмотря на пиршество оговорок и множество нюансов большинство современных исследователей в той или иной степени придерживается этих двух определяющих характеристик^{530}. В самое последнее время наиболее сбалансированная оценка места и исторической роли социально-политического творчества Цезаря была предложена И. Бляйкеном, который считает, что Цезарь шел к строительству новых отношений через постепенное разрушение старых^{531}. Такая подход к вопросу, на наш взгляд, является наиболее плодотворным, т. к. соответствует принципам конкретно-исторического исследования и позволяет избежать произвольных реконструкций и излишнего модернизаторства. Цезарю пришлось действовать в сложных условиях трансформации Римской республики в Империю. Как истинный реформатор, он, двигаясь вперед, должен был оглядываться назад и все свои мероприятия в большей или меньшей степени связывать с существовавшей традицией или сложившейся к середине I в. социально-политической практикой.

Цезарь пытался приступить к реформам в 49 г. (Caes. В. С, III, 1-2), затем после возвращения из Египта в 47 г., когда обнаружил, что «ни одна отрасль администрации не ведется достаточно надлежащим образом — nequi ullam partem re publicae satis commode geri» (B. Alex., 65). Вернувшись из Испании в конце августа 45 г., он застал государство в хаосе: хозяйство ослаблено и разрушено, Италия и провинции обескровлены (процветал лишь Рим); крестьянство люмпенизируется, всадничество в растерянности, аристократия озлоблена; сенат и народное собрание бездействуют, армия устала. После второй испанской кампании Цезарь получил мирную передышку. По словам Веллея Патеркула, он пробыл «в мирной обстановке не более пяти месяцев» (Vell., II, 56, 3). Если определять этот период точнее, то чуть более полугода (с сентября 45 г. по март 44 г.). Именно этот период мог стать наиболее значимым в плане проведения государственно-административных и социальных реформ. В это время Цезарь целенаправленно обратился «ad ordinandum rei publicae statum — к приведению в порядок государственного положения» (Suet. Iul., 40). Важно отметить, что задуманные в это время мероприятия имели, прежде всего, социально-экономическую направленность. Видимо, Цезарь считал вопрос о власти решенным: новые его планы были нацелены на территориальную

и экономическую интеграцию римской державы. Современники отчетливо осознавали значимость этих планов. Осенью 46 г. Цицерон перед сенатом говорил, что Цезарь еще очень далек от завершения своих «величайших дел» и что он не заложил еще и основ того, что задумал, но от этого зависит благополучие всего государства (Cic. Pro Marc, 25). Безусловно, следует учитывать панегирический характер подобного заявления. Однако часть римского гражданства могла воспринимать подобные оценки как вполне адекватные.

Государственно-правовые прерогативы и реальная власть Цезаря открывали перед ним возможность осуществления необходимых для стабилизации положения дел в государстве мероприятий. Еще в 46 г. Цицерон говорил, что положение Цезаря соответствовало «высшей власти — summa potestas», которой подчинено все (Cic. Pro Marc, 1, 6).

Нагромождение полученных Цезарем полномочий отдавало в его руки сенат, в котором он был и председателем, когда он того хотел, и первым вотирующим, как princeps senatus, когда он председательствовал, и распорядителем судеб каждого сенатора, как praefectus morum, имевший право исключать одних и назначать других сенаторов.

Отношения Цезаря с сенатом складывались довольно длительное время. По закону Суллы уже со времени квестуры он являлся членом сената. Однако до консулата Цезарь не играл в сенате заметной роли, а сенаторы не воспринимали его как серьезного политика. Став консулом в 59 г., Цезарь принял в отношении сената два важных решения. Первое — он приказал составлять и обнародовать ежедневные отчеты о заседаниях сената и народа — senatus et populi Romani diurna acta (Suet. Iul., 20). В результате Цезарь поставил сенат под контроль общественного мнения. Кроме того, в силу консульских полномочий он получил возможность формировать это общественное мнение и влиять на него в нужном для себя направлении. Не случайно Цицерон писал, что члены сената «свободнее вздохнули в 58 г.», когда Цезарь отбыл в Галлию (Cic. Pro Sest., 33, 71). Второе — сделал принцепсом сената Помпея, своего коллегу по триумвирату, что позволяло держать сенат под контролем даже в отсутствие Цезаря в Риме и сдерживать сенатскую инициативу.

Во время галльской кампании отношения с сенатом оставались для Цезаря серьезной проблемой. Показательна реплика Плутарха по этому поводу о том, что Цезарь пытался подкупить «всех участвовавших в управлении государством» (Plut. Caes., 29). Тем не менее, по мнению античных авторов, большинство сената было настроено против него. В 56 г. на совещании триумвиров в Луке присутствовало более 200 сенаторов (Plut. Caes., 21; Арр. В. С., II, 17). Если иметь в виду, что при Сулле численность сената была доведена приблизительно до 600 человек, станет очевидно, что около 2/3 членов сената занимали явно или не явно выраженную антицезарианскую позицию. Известно, что с началом гражданской войны вместе с Помпеем Рим и Италию покинуло «большинство сенаторов» (Plut. Caes., 34). Это могли быть не только принципиальные республиканцы, такие как Марк Клавдий Марцелл, но и те, кто занимал центристскую позицию, такие как Цицерон (Cic. Phil., II, 54). Однако, если иметь в виду более поздние события — проскрипции II триумвирата, в результате которых цеза-рианцами было проскрибировано около 300 сенаторов, — можно допустить, что это была как раз та часть сената (1/2), которая была настроена принципиально против Цезаря.

В ходе гражданской войны Цезарь пытался заручиться сенатской поддержкой: призывал сенаторов признать неизбежность и необходимость сотрудничества с ним на благо восстановления государственных дел; к сенаторам, оставшимся в Риме, он обратился с примирительной речью; пытался организовать мирные переговоры с Помпеем; наконец, политика милосердия — dementia — должна была склонить сенаторов на его сторону (Арр. В. С, II, 41). Но сенат отказался от сотрудничества с Цезарем (Plut. Caes., 3031; 35; Suet. Iul., 2930; 34, 2)^{532}. Позицию сенатской аристократии относительно предложений Цезаря выразил Марк Катон. По свидетельству Веллея Патеркула, он заявил, что «хотел бы умереть прежде, чем будет принято какое-либо условие гражданина республике — moriendum ante quam ullam conditionem ciuis accipiendam rei publicae contenderet» (Vell., II,49,3).

Сопротивление сената и отношение его к Цезарю на протяжении 50—49 гг. стало сигналом к окончательному разрыву^{533}. В ходе гражданской войны и во время диктатуры Цезарь стал действовать независимо, опираясь на армию, поддержку своих сторонников, в политико-правовом отношении — на народное собрание.

Все основные функции управления государством были сосредоточены в руках Цезаря. Сенат утратил контроль над финансовой сферой Республики. Еще в 49 г. Цезарь захватил против воли народного трибуна Цецилия Метелла государственную казну, которую не успели вывезти помпеянцы (Caes. В. С, I, 33; ср.: Plut. Caes., 35; Reg. et imp. apophth., 206 С 4—9; Suet. Iul., 54, 3; App. B. C, II, 41; Dio Cass., XLI, 17; Plin. H. N., XXXIII, 17). В условиях военного времени и в период диктатуры Цезаря контроль над эрарием оставался в его руках: он формировал бюджет за счет военных контрибуций, реквизиций и налоговой политики в провинциях (Dio Cass., XLI, 39), назначал распорядителями государственных средств своих сторонников. Не случайно современники возлагали вину за их корыстолюбие и нечистоплотность в отношении государственных средств на Цезаря (Plut. Caes., 51). Цицерон, например, открыто обвинял Марка Антония в расхищении государственного золота и серебра, в присвоении более 700 млн. сестерциев и т. п. (Cic. Phil., II, 62; 93). Огромные суммы, которые Цезарь потратил на устройство триумфальных празднеств, и деньги, израсходованные на выплаты солдатам (Dio Cass., XLIII, 21, 3) и обещанные римскому народу по завещанию, указывают, с одной стороны, на сильную степень контроля Цезаря над финансами Республики и, с другой — на зависимость сената в финансовой сфере от воли Цезаря.