Римские рассказы
Шрифт:
— Пару «Национальных», — говорю.
Аньезе — девчонка лет семнадцати, с копной курчавых жестких волос. У нее толстое бледное лицо, вечно обсыпанное розовой пудрой, а глаза черные, как ягоды лавровишни. Ее на виа деи Коронари все знают. Мне, как и всем прочим, было известно, что она ужас до чего жадная и готова душу продать за деньги. Дает она мне сигареты, а я наклонился к ней и говорю:
— Ну-ка, скажи, как его зовут?
— Кого? — спрашивает она удивленно.
— Дружка моей жены.
Она посмотрела на меня испуганно — у меня,
— Я ничего не знаю.
Я выдавил улыбку.
— Да ну, скажи мне… Всем уж известно, один только я не знаю.
Она посмотрела на меня пристально и покачала головой. Тогда я добавил:
— Смотри-ка, если ты мне скажешь, то получишь вот это,- и вытащил из кармана тысячу лир, что заработал утром.
При виде денег она так заволновалась, словно я заговорил с ней о любви. Губы у нее задрожали, она осмотрелась вокруг, схватила деньги и говорит тихонько:
— Марио…
— Откуда ты узнала?
— От твоей привратницы.
Значит, это была правда! Я, как в игре «холодно — жарко», дошел до своего дома, значит, скоро доберусь и до квартиры. Я выскочил из табачной и побежал домой; мы живем совсем рядом, через несколько подъездов. На бегу я повторял «Марио, Марио…», и от этого имени все Марио, каких я знал, завертелись у меня в голове: Марио — молочник, Марио — столяр, Марио продавец фруктов, Марио, который был в солдатах, а теперь безработный, Марио — сын колбасника, Марио, Марио, Марио… В Риме, наверное, миллион Марио, а на виа деи Коронари их добрая сотня наберется.
Я влетел в подъезд нашего дома — и прямиком в каморку привратницы. Она у нас старая и усатая, как Федэ. Смотрю: сидит у жаровни и перебирает салат. Я спрашиваю ее в упор:
— Скажите, это вы выдумали, что Филомена в мое отсутствие принимает какого-то Марио?
Она отвечает сердито:
— Никто ничего не выдумывает! Мне твоя жена сама сказала.
— Филомена?!
— Ну да… Она мне сказала: «Должен прийти такой-то и такой-то парень, зовут его Марио… Если Джино будет дома, то передайте, чтоб он не заходил, а если Джино не будет, то пусть поднимется». Он и сейчас там.
— Там?
— Ну да… Он пришел час назад.
Значит, Марио не только на самом деле существует, но уже целый час сидит у меня дома, с Филоменой. Я опрометью бросился по лестнице, взбежал на третий этаж, застучал. Филомена мне сама открыла. Я сразу заметил, что она, всегда такая уверенная и спокойная, казалась испуганной.
— Ловко, — говорю, — когда меня нет дома, ты принимаешь Марио.
— Да как же… — начала она.
— Я все знаю! — заорал я и хотел войти, но она загородила мне дорогу и говорит:
— Ну, оставь, не все ли тебе равно… Приди попозже.
Ну, тут уж я просто света не взвидел. Дал ей пощечину и кричу:
— Ах, так, мне все равно? — отшвырнул ее в сторону и ворвался в кухню.
Пропади пропадом бабьи сплетни и провались все бабы на свете! Действительно, сидел там за столом Марио и собирался
— Здравствуй, Марио.
— Я уйду, — говорит он поспешно. — Не беспокойся, я уйду. В чем дело? Что я, чумной, что ли?
Я слышу, Филомена в коридоре всхлипывает, и стыдно мне стало от всего, что я натворил. Я говорю смущенно:
— Да нет, останься… останься на сегодня… Позавтракаем… Правда, Филомена, — говорю я жене, которая стоит на пороге и утирает слезы, правда, Марио может остаться позавтракать?
В общем, я вывернулся, как мог, потом пошел в спальню, позвал Филомену, поцеловал ее и мы помирились.
Теперь надо было покончить со сплетнями. Я подумал-подумал и говорю Марио:
— Марио, идем со мной в мастерскую — может, хозяин найдет для тебя какую-нибудь работу.
Он пошел со мной, а когда мы вышли на лестницу, я говорю:
— Тебя здесь никто не знает… Ты эти годы работал в Милане. Договорились?
— Договорились.
Спустились мы по лестнице. Когда проходили мимо привратницкой, я взял Марио под руку и познакомил его со старухой.
— Это Марио, — говорю,- мой шурин, приехал из Милана, теперь будет жить у нас.
— Очень приятно, очень приятно!
«Приятно-то больше всех мне, — подумал я, выходя на улицу. — Из-за бабьих сплетен я выбросил тысячу лир и ко всему прочему у меня теперь воришка в доме».
Друзья до черного дня
Столько говорят о дружбе, а что же все-таки значит быть другом?
Достаточно ли, как это было со мной, пять лет подряд встречаться в баре на площади Мастаи всегда с одной и той же компанией, играть в карты всегда с одними и теми же игроками, спорить о футболе с одними и теми же болельщиками, ездить вместе на прогулки, на стадион, на реку, есть и пить в одной и той же остерии?
А может быть, отныне, чтобы считаться друзьями, надо спать на одной и той же постели, есть одной и той же ложкой, сморкаться в один и тот же платок? Чем больше я думаю об этом, тем больше путаются мои мысли.
Долгие годы вы считали людей близкими друзьями, с которыми, как говорят, вас водой не разольешь, думали, что любите друг друга, как братья. И вдруг вы узнаете, что эти самые друзья все время держались от вас на должном расстоянии, критиковали вас, а то даже и злословили по вашему адресу — в общем, не испытывали к вам не только чувства дружбы, но и простой симпатии.