Рин
Шрифт:
– Аст не расскажет?.. – негромко спросила, не глядя на него.
– Нет. Теперь, когда знает, что ты с нами – нет.
– С чего ты взял, что я с вами?.. – холодно осекла, – Я ещё не давала своего согласия.
Трой с ноги открыл мою дверь, причём приложил чуть больше усилий, чем требовалось – так что та впечаталась в стену и тут же захлопнулась за нами, стоило метису пройти внутрь; затем поставил меня на ноги и отошёл на шаг, убирая руки в карманы.
– Вельз был прав – у тебя есть выбор. Ты можешь отказаться помогать нам, – сказал он, без эмоций глядя на меня.
– Что-то мне подсказывает, что моя жизнь после этого решения будет крайне
– Я не буду тебя убивать, – ровно произнёс он, продолжая смотреть в глаза, – ограничу свободу – да. Лишу права принимать самостоятельные решения – да. Выпытаю информацию о твоей лаборатории… да. Но твоё «заключение» продлится лишь до тех пор, пока я не соберу команду и не воплощу свой план в реальность. Дальше ты будешь вольна делать то, что тебе захочется.
Я молчала. Это было… справедливо. Я бы тоже не стала доверять той, что отказалась присоединиться. А его обещание сохранить мне жизнь…
Оно было невиданно щедрым. Но почему-то я ему верила.
– Мне нужно время, чтобы подумать, – сказала, отведя взгляд в сторону.
– Я дам его тебе. До завтрашнего дня, – ответил Трой и быстро вышел из моей комнаты.
Как только дверь за ним закрылась, я осела на кровать. Загнанная. Вот как я ощущала себя сейчас. Бороться против такой твердыни, как Централь… на это могли решиться только натуральные психи. В данном случае хватило одного.
Как он вообще пришёл к этой мысли? У него есть всё – деньги, сила, кров, еда, положение, даже власть… и свобода. Свобода принимать решения вне зависимости от желаний Централи. Как он может хотеть лишиться всего этого ради… а ради чего? Мира во всем мире никогда не будет. Падет Централь, на её место придёт другая власть, а центром станет другой город. В мире всё циклично, потому что в мире живут люди – а они всегда отличались бараньей упертостью в вопросе наступания на грабли.
Я быстро оделась и скрыла бинты под гловами. Трой не понимает одного: раз вирус выпустили специально и до сих пор не предоставили никакого лекарства для простого народа, и более того – действие этой заразы возвели в ранг божественного наказания, значит, это не было виной одного конкретного человека, это было осмысленным решением всей верхушки власти. Теперь становилось ясно, почему вокруг Централи так быстро появились стены, – а, может, они появились даже раньше, ещё до выпуска вируса. И эта огромная бесчеловечная махина, носящая имя Исполнительной Власти Централи, не дрогнет от жалкой попытки нескольких профессиональных убийц Грешников избавиться от неё…
Я замерла посреди комнаты. Так вот оно что… Теперь все разговоры Троя о том, что «никогда не знаешь, кто будет твоим противником», как и желание обучить меня сражаться не просто с Грешником, а с Человеком, – приобретали смысл. Он готовил меня именно к этому.
Я потрясенно выдохнула.
Не только меня. Он готовил к этому всех командиров отрядов! Он выменял у главнокомандующего разрешение на приём антидота для всех своих коллег в обмен на возвращение Аста – и сделал это намеренно. Вряд ли все бойцы разведкорпуса знают о том, что такое скверна на самом деле. А, видя лекарство от божественного наказания в руках своих командиров, они начнут задаваться вопросами. Правильными вопросами. Теми самыми, которыми начала задаваться я.
Трой всё продумал.
И в этот момент до меня, наконец, дошло…
В Мире После есть два столпа, на котором держится вся система защиты: это законники и наёмники. Законники – псы Централи, численность около нескольких тысяч, все проживают на территории Города, Который Выстоял, покидая его границы только по приказу Исполнительной Власти, делятся на две ветви: патруль и разведкорпус. И наёмники – свободные бойцы, готовые защищать частный сектор за деньги; наёмники могут быть как деревенскими, так и жителями Централи (что бывает намного реже). Так вот, Трой решил не ограничиваться половиной законников. «Просто, как выяснилось, у нас с ним немало общих интересов» – такими были слова Дамаса, когда он решил не рассказывать мне о скверне по просьбе метиса.
Трой работает над подключением наёмников к своему плану по перевороту в Централи.
Я и сама не заметила, как начала наматывать круги по комнате. В моей голове зрели мысли, как грозди винограда – одна за другой… я думала, анализировала, сопоставляла: делала всё, чего так ждал от меня Трой. Он намеренно выводил меня из себя с самого начала: он хотел пробиться к моим эмоциям, которые я так тщательно прятала уже больше пяти лет. Когда ты скрываешься от Централи, когда все силы вкладываешь в борьбу с Грешниками или побеги от Теней, ты волей-не волей отключаешь всё, что может тебе помешать. Всё, включая собственную совесть.
С совестью не побегаешь по лесам, игнорируя крики о помощи тех, кто через пять минут превратится в Грешников. Совесть не поможет тебе тащить на себе тело раненного мужчины, истекающего кровью, из мясорубки, устроенной его женой, сошедшей с ума после прихода Теней. Да, бывали и такие: не тихие-мирные, как в Восьмерке, а буйные и агрессивные, не разбирающие ничего на своем пути…
В Мире После можно было выжить лишь тогда, когда ты смиришься с мыслью, что ты – один против всех. И никто тебе не поможет.
Вот такие выживают в мире после Великого Разрушения.
И только здесь, в защите и под крышей, в не забитую проблемой выживания голову, могла прийти мысль о перевороте. Трой прав: как только человек останавливается и перестаёт думать о том, как ему выжить, – он начинает задаваться вопросами. И теперь я не могла сказать, за что я ненавидела его больше: за то, что он намеренно выбил меня из состояния покоя, в котором я пребывала до встречи с ним, или за то, что он пробудил мои чувства лишь для того, чтобы я смогла, наконец, прозреть.
Сердце снова заныло, а я почувствовала себя раненным зверем.
Хотелось кричать, бежать, метать кинжалы или стоять под кипятком. Я не могла находиться на одном месте.
Как сложно было чувствовать.
О, я всё готова была отдать за то, чтобы вновь вернуть прежнюю себя – но слишком хорошо понимала, что это невозможно.
Я пересекла комнату и вышла в коридор.
Как мне хотелось, чтобы за моей спиной была непробиваемая стена, чтобы мне не приходилось проходить всё это в одиночку… Но нет. Я не только одна, я ещё и с неразделёнными чувствами. И, кажется, с разбитым сердцем – но я в этом не уверена, поскольку до этого момента вообще сомневалась в его существовании. Точнее, я была в курсе, что, как таковой, орган присутствует в моем теле, – но я была уверена, что «полюбить», как в книжках, которые мне тайно давали читать мои приёмные родители, я не смогу.