Рип
Шрифт:
Семья. Начало нашей маленькой семьи.
Отстранившись от поцелуев в живот Кисы, я встретился взглядом с женой.
— Я люблю тебя, solnyshko, — прошептал я, не в силах выразить всего, что чувствовал. — Спасибо тебе. Спасибо, что любишь меня так сильно. За то, что понимаешь меня как никто другой.
Из горла Кисы вырвался всхлип, и она прижала меня к себе. Мы, казалось, оставались так всю жизнь; я не хотел шевелиться. Потом я услышал движение у входной двери и понял, что быки здесь.
Поцеловав в последний раз мои волосы,
— Ты должен пойти и забрать Заала, Лука. Ты должен дать Талии и ему шанс любить друг друга так же сильно, как и мы.
Я закрыл глаза и кивнул. Моя рука легонько коснулась живота Кисы, и затем я поднялся на ноги. Я стоял и смотрел на дальнюю комнату, где хранилось мое снаряжение. Я раньше никогда не дрался без него. Но я также все еще не хотел, чтобы Киса видела эту мою сторону. Я не был уверен, что она хотела видеть меня готовым к бою. Я не хотел ее расстраивать. Особенно сейчас.
Киса встала и поцеловала меня в щеку.
— Иди, детка. Будь тем, кем должен быть.
Я понятия не имел, как она это делает, как она может так отчетливо читать мои мысли.
Киса подтолкнула меня рукой, и я шагнул вперед.
***
Мое сердце бешено колотилось, пока я шел в дальнюю комнату. От новостей кружилась голова.
Я собирался стать отцом. Киса носила под сердцем нашего ребенка.
Чувство глубокого покоя нахлынуло на меня при мысли о том, что моя любовь наполнена нашим ребенком. И мое сердце чувствовало себя свободным. Свободным потому, что Киса приняла того, кем я стал. Она приняла всего меня.
Полностью.
Без осуждения.
Теперь я был свободен.
Войдя в комнату, я начал раздеваться. Сбросив удушающую рубашку и брюки на пол, я подошел к шкафу и открыл широкие двери. За этими деревянными дверями меня ждали только три вещи: черные спортивные штаны, темно-серая толстовка с капюшоном и кастеты с лезвиями. Три вещи, которые определяли того человека, с которым я так упорно боролся, чтобы скрыть. Человека, которым я был с четырнадцати лет, и человека, которого я больше не мог отрицать.
Потянувшись к вешалкам, я снял штаны и надел их на ноги. Я взял толстовку с капюшоном и надел ее на руки, застегивая молнию спереди.
Я поднял голову и посмотрел на последние вещи, оставшиеся в пустом шкафу. Мои пальцы напряглись, кровь закипела от возбуждения. Адреналин забурлил во мне от предвкушения боя, убийств и смерти Джахуа.
Подняв сжатые кулаки, я вытащил холодные куски стали и провел пальцами по острым заостренным лезвиям. Затаив дыхание, я медленно надел свои кастеты и вдохнул. Мои глаза закрылись, когда пальцы сжались в кулаки, и я ощутил в себе чувство свободы.
Собираясь вернуться в гостиную, я увидел себя в зеркале, висящем на стене. Я встал, как вкопанный, и уставился на мужчину, который смотрел на меня.
Это был мужчина, которого
Этот человек был в моем сердце. Это был я, боец, тот, кто калечил. Громил. Убивал.
Открыв дверь, я прошел по коридору в гостиную. Киса сидела на диване. Когда я вошел в комнату, ее губы приоткрылись.
Я стоял неподвижно и настороженно смотрел на нее. Киса поднялась на ноги, выглядя прекрасно в своей черной рубашке и обтягивающих джинсах. Ее длинные каштановые волосы рассыпались по плечам, а голубые глаза пленили меня.
Она встала передо мной, ее сладкий аромат окутал меня. Улыбка тронула ее розовые губы. Она протянула руки и погладила мою серую толстовку. Ее руки скользнули по моим ладоням и по костяшкам пальцев.
Она фыркнула от смеха. Ее нижняя губа задрожала.
— Solnyshko? — прошептал я, не желая видеть, как она плачет.
Она подняла взгляд к моим глазам и сказала:
— До этого момента я и не осознавала, как сильно скучала по тебе в таком виде. — Моя грудь сжалась. Киса подошла еще ближе, оказавшись у меня на груди. Ее руки поднялись и пробежались по моим волосам. — Мужчина, которого я узнала с первого взгляда, был моей второй половинкой, вернувшейся к жизни... чудесным образом, вернувшейся ко мне.
Я поднял руки, чтобы обнять ее за талию, и она склонила голову набок. Ее пальцы пробежались под моими глазами.
— Чего тебе не хватает, так это черных полос под глазами.
Я покачал головой.
— Я больше не пытаюсь скрыть, кто я есть. Я знаю, что я Лука Толстой.
Киса кивнула, борясь со слезами, но ее руки поднялись к моей шее, и она надела капюшон мне на голову.
— Нет, — прошептала она и мягко провела пальцем по моей щеке. — Вот так ты Рейз.
— Киса, — прохрипел я, мое горло сжалось.
— Тссссс, — успокаивала она. — Иди. Иди и останови Джахуа. Иди и приведи Заала обратно к Талии, ко всем нам. Его место здесь. С нами. — Я неподвижно смотрел на Кису. Потом она взяла мою руку и прижала к своему животу. — И борись за нас. Останови Джахуа ради безопасности нашего ребенка. Ради нашей маленькой семьи. У тебя есть причина вернуться к нам, lyubov moya.
Я наклонился и поцеловал Кису в губы, шепча ей на ухо:
— У меня всегда была причина, Киса. Ты причина. Ты всегда была причиной. Ты всегда будешь причиной.
Соленые слезы Кисы попали мне на губы. Поцеловав ее в последний раз, я отстранился и направился к входной двери.
Когда я уже собрался покинуть дом, сзади раздался голос Кисы, заставивший меня остановиться.
— Лука. — Я повернул голову и увидел, что она стоит посреди комнаты и смотрит мне вслед. Затем, как только я собирался вернуться и взять ее на руки, она ласково улыбнулась и добавила: — Разрушь тот ад, детка.
Резко выдохнув, моя грудь наполнилась огнем от этих знакомых слов. Я выбежал из двери к ожидающему меня затонированному фургону Михаила.