Роберт Маккаммон. Рассказы
Шрифт:
— Его больше нет, милая, — сказал я Вере. — На самом деле, его здесь и не было. Ты в порядке?
— Я никогда… никогда… не видела… ничего подобного. — Она с трудом дышала. Я поставил столик на пол и обнял её. Она дрожала.
— Они ненастоящие, — говорил я ей. — Их нет. Это просто… картинки в воздухе. Они висят тут какое-то время, а потом исчезают. Но они ненастоящие. Понимаешь?
Она кивнула.
— Да, — произнесла она, но её голос прозвучал так, будто ей не хватало воздуха.
— Пап!
— Подожди минутку. Хочешь, я принесу аспирин? Может быть, хочешь прилечь? — Я продолжал обнимать Веру из опасений, что её колени подогнутся, и она упадет.
— Пап! — голос Бена-младшего казался выше, чем обычно. — Посмотри!
— Я в порядке, — сказала Вера. Она умела держать
Я оглянулся на мальчика. Он стоял там же, глядя в упор на столик, который я минуту назад поставил на пол.
— Пап! — повторил он. — Кажется… кажется, раньше тут этого не было.
— Чего тут раньше не было? — Я встал у него за спиной и понял, о чем он говорит.
На столешнице зияла одна диагональная царапина. Она была неглубокой, такую можно оставить даже ногтем. Но Бен-младший был прав, я сразу это понял. Царапины здесь раньше не было. Я провёл пальцем по всей её длине, чтобы убедиться, что она настоящая. На обратной стороне подставки для лампы была зеленая подкладка, ею невозможно было что-либо поцарапать. Я посмотрел на Бена-младшего. Он смышленый мальчик, и я видел, что он все понял. И он видел, что я тоже все понял.
— Вера, — я старался, чтобы мой голос звучал спокойно, но, кажется, у меня это плохо получалось. — Давай съездим в город, поужинаем. Как ты на это смотришь?
— Хорошо. — Она взяла меня за руку и не собиралась отпускать. Мне пришлось подойти вместе с ней к шкафу, чтобы достать ей свитер. Бен-младший осторожно ступал по коридору, водя перед собой по воздуху руками, чтобы убедиться, что там ничего нет, и через минуту вернулся из своей комнаты с курткой в руках. Я взял бумажник и ключи от своего пикапа, и мы вышли в серо-зелёные сумерки улицы. На подъездной дорожке дрались несколько призраков: китайцы, римляне, пара индейцев и рослый парень в килте. Я дал задний ход, не обращая на них внимания, и никто из них не проявил недовольства.
По дороге в Конкордию я включил радио, но на всех станциях были слышны только жуткие помехи. Я тут же выключил приёмник: от этого шума мне начинало казаться, будто весь мир кричит на меня. Вера дотронулась до моей руки и показала направо. По холмам шёл ещё один смерч, вздымая в воздух опавшие листья и оставляя после себя новых призраков. Небо было зеленое, с низко нависшими облаками и жемчужными прожилками. Пикап проносился мимо бесформенных туманных силуэтов. Я включил дворники.
Мы проехали мимо пастбища Бобби Гловера. По пастбищу бродило и спотыкалось так много призраков, что казалось, будто они организовали здесь съезд. На заборе из колючей проволоки тут и там болталось нечто, похожее на куски туманной ткани, в которых угадывались очертания ног, рук и голов. Посреди дороги шла пожилая женщина в одежде пилигрима; она увидела приближающийся к ней автомобиль и, когда мы проехали сквозь неё, издала дикий вопль, будто кошка, с которой сдирают шкуру. Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел на том месте, где секундой ранее стояла женщина, голубую дымку. В этот момент мне в голову пришла странная мысль: а ведь где-то в этом мире так же скитаются и мои родители. И мать Веры тоже: её отец был в доме престарелых в Монтгомери. Где-то в этом призрачном мире бродят наши предки и предки всех когда-либо существовавших людей. Я ещё не видел среди призраков ни одного младенца. Я надеялся, что и не увижу, но кто знает. В моей голове, будто опавшие красные листья в вихре смерча, мелькали странные мысли: мой отец умер шесть лет назад, а ещё через год умерла и мать. Может быть, они бродят сейчас по бразильским джунглям или по улицам Далласа — откуда мне знать? Я надеялся, что моего отца не занесет в Токио. Он сражался с японской армией во время Второй мировой войны, и для него это будет сущий ад.
Примерно в трех милях от Конкордии мы наткнулись на лежащий в канаве микроавтобус. Обе передние двери были открыты, но поблизости никого не было. Я остановился и уже собирался выйти из машины, как вдруг услышал что-то вроде индейского боевого клича откуда-то из леса. Я вспомнил о царапине на столешнице, нервно сглотнул и поехал дальше.
Наверное, я слишком
Он больше напоминал обезьяну, нежели человека. Он был уродлив, замотан в потрепанную львиную шкуру, на которой болталась львиная голова. С воплем он бросился на пикап, обнажив острые зубы. Я хотел было увернуться, но в этом не было смысла, к тому же, я не хотел свалиться в кювет. Пещерный человек поднял дубину, в которую были воткнуты острые камни, и начал махать ею с такой легкостью, будто она весила не больше перышка.
Дубина растаяла в воздухе за мгновение до того, как обрушилась бы на крыло автомобиля. Я снова услышал рев пещерного человека — кажется, прямо возле моего уха — и вдавил педаль газа до упора. Мы выехали на дорогу; двигатель ворчал и трещал. Скорее всего, тот пещерный человек — вернее, его призрак — думал, что мы неплохо сгодимся в пищу. Я посмотрел в зеркало, но человека уже не было видно.
— Он был ненастоящий, правда ведь? — тихонько спросила Вера. Она смотрела прямо перед собой. — Просто картинка, застывшая в воздухе, да?
— Да, все верно, — ответил я. И подумал о царапине на столешнице. Мои пальцы с силой сжимали руль. Царапины не было, пока этот идиот викинг не начал махать своим топором. Мысли мои текли в опасное русло. Викинг был призраком, и топор у него был призрачный. Картинка, застывшая в воздухе. Так откуда же на столе взялась царапина, словно кто-то легонько задел его металлическим лезвием?
Я больше не мог думать об этом. От одной мысли волосы у меня на затылке вставали дыбом.
Конкордия — это маленький городок, в котором и посмотреть-то толком не на что, но он показался мне прекрасным, как никогда раньше. Солнце быстро клонилось к закату, к горизонту цвета зеленой ящерицы, и мрак на улицах города рассеивался в свете фонарей. Мы направились прямиком в местное кафе. Там было полно народа — наверное, многих посетила та же идея, что и меня. Общество живых людей успокаивало, хотя еда была, как всегда, паршивая. Естественно, главной темой для разговора были призраки; то и дело кто-нибудь кричал: «Посмотри в окно!» — и все оборачивались, чтобы посмотреть на призрака, идущего по Главной улице. Небо сверкало, над горизонтом вспыхивали молнии, а мы все сидели в кафе и наблюдали за парадом призраков. Мимо прошёл мужчина в смокинге и ботинках с гамашами, его напомаженные волосы блестели; сломленным голосом он звал женщину по имени Лиза, по его щекам текли призрачные слезы. Затем мимо окон кафе пробежал солдат в нацистской форме, в руках он держал призрачный автомат. Маленькая рыжая кудрявая девочка в ночной рубашке, шатаясь, прошла по улице, крича что-то на языке, которого я не знал. Несколько женщин хотели было выйти на улицу, чтобы помочь ей, но мужчины преградили им выход. Маленькая девочка была призраком, и никто не хотел видеть её среди нас, живых.
Множество их бродило возле кафе: полуобнаженные египтяне с орехово-темной кожей, женщины в пестрых танцевальных костюмах, пара мужчин в высоких шапках, отороченных мехом, призраки в тряпье. Призрачный мальчик лет двенадцати, ровесник Бена-младшего, подошел к окну кафе и заглянул внутрь. К нему присоединился призрак беззубой женщины с длинными седыми волосами. В другое окно смотрел мужчина в полосатой тюремной робе, а из-за его плеча выглядывал высокий худощавый парень с раскрашенным, как у клоуна, лицом. Через несколько минут вокруг кафе собралась целая толпа, все они смотрели на нас, и аппетит у меня тут же пропал. Снаружи было пять-шесть десятков призраков, они глядели на нас и, наверное, хотели к нам присоединиться. Грейс Тарпли, метрдотель, принялась опускать на всех окнах жалюзи, а затем Митч Бреннер и Томми Шоукросс встали из-за столов, чтобы помочь ей. Но как только все жалюзи были опущены, а окна закрыты, призраки на улице начали стонать и выть, и на этом наш ужин был закончен. Некоторые — я говорю о живых — тоже стали плакать и стонать, главным образом дети. Черт, я даже видел пару мужчин, которые так упали духом, что принялись реветь. Это уже было совсем не смешно.