Родная старина
Шрифт:
Венчание Ивана IV на царство. Миниатюра из Лицевого летописного свода. XVI в.
В это время подле юного царя является Сильвестр, священник Благовещенского собора. Это был человек умный, благомыслящий, проникнутый суровым благочестием, твердый нравом. Явился он к царю, быть может, в такую минуту, когда тяжелое раздумье давило впечатлительную душу Ивана. Сильвестр говорил ему о несчастном положении Московской земли, указывал, что причина бедствий – нерадение и пороки царя; что кара Божия
Сдружился царь в это время и с Алексеем Адашевым, случайно попавшим в число молодых людей, которых набирал к себе Иван для своих забав. Адашев был очень умный и высокочестный человек. Он и Сильвестр мало-помалу собирают вокруг Ивана лучших и способнейших людей того времени. Были в числе их знатные бояре: князья Воротынский, Одоевский, Курлятов, Андрей Курбский, Серебряный, Горбатый-Шуйский, Шереметев и др. Адашев и Сильвестр возвышали и незнатных людей, но честных и способных, и давали им важные должности. И эти лучшие люди стали заправлять государством. Иван Васильевич без совещания с этой «избранной радой» (думой) ничего не делал.
Задумал юный царь, вероятно, по внушению своих добрых советников, дело еще небывалое в Москве – велел собрать к себе со всей земли избранных людей, для того чтобы этот «Земский собор» обсудил разные дела.
Когда все излюбленные люди собрались, царь в один воскресный день после обедни вышел из Кремля с духовенством, боярами и дружиною на Лобное место. Отслужили здесь молебен. Тогда царь обратился к митрополиту с такой речью:
– Молю тебя, святой владыка, будь мой пособник и наставник. Знаю, что ты добрых дел и любви желатель. Ведаешь сам, что я после отца моего остался четырех лет, а после матери – восьми. Родственники обо мне не заботились; сильные бояре и вельможи не радели обо мне, властвовали как хотели и сами себе саны и почести давали именем моим. Много корысти, хищений и обид творили; я же по моей молодости и беспомощности словно глухой не слышал, как немой не имел слова обличения против них. О нечестивые лихоимцы и хищники и судьи неправедные! Какой ответ дадите нам за то, что много из-за вас пролито слез и крови? Я чист от сей крови; вы же ждите воздаяния за нее…
Затем, поклонившись на все стороны, царь обратился к народу:
– Люди Божьи, дарованные нам Богом, молю вас ради Бога и любви к нам!.. Теперь нам ваших обид, разорений и налогов исправить нельзя вследствие продолжительного моего несовершеннолетия, пустоты и беспомощности, вследствие неправд бояр моих и властей, бессудства, лихоимства и сребролюбия. Молю вас, отпустите друг другу вражды и тягости, кроме разве очень больших дел. В этих делах и в новых я сам буду вам, насколько можно, судья и оборона; буду неправду уничтожать и похищения возвращать.
Так каялся царь и такие обещания давал народу.
В тот же день он пожаловал Адашева в окольничьи и сказал ему при этом:
– Алексей! Взял я тебя из нищих и самых незначительных людей. Слышал я о твоих добрых делах и взыскал тебя выше меры для помощи душе моей… Поручаю тебе принимать челобитные от бедных и обиженных и разбирать их внимательно. Не бойся сильных и знатных, похитивших почести и губящих своим насилием бедных и немощных. Не смотри и на ложные слезы бедного, клевещущего на богатых, злобными слезами хотящего быть правым; но все
С этого времени стали заботиться о правосудии и законности, и народу стало гораздо легче, чем прежде.
Суд и управление
Восстановить суд и правду, умиротворить народ, потерявший терпение от бессудия, неправды и всяческих насилий во время злосчастного правления бояр, – вот что стало первою заботою советников юного царя.
Должностные лица, запятнавшие себя лихоимством и насилием, были лишены своих мест; их заменили лучшие люди, «судьи правдивые». Законы Ивана III снова были пересмотрены и дополнены, и в 1550 г. явился новый, более подробный Судебник; притом были изданы «Уставные грамоты», дополнявшие его.
Суд был по-прежнему наместничий, боярский и царский. Церковные дела подлежали суду святительскому.
Уже Иван III строго запрещал судьям брать посулы и лихву с подсудимых и творить неправды и насилия. Но, видно, зло было все еще слишком сильно и давало себя чувствовать: в новом Судебнике уже постановлены строгие наказания за неправый суд и посулы.
«Если окажется, – говорится здесь, – что боярин и дьяк взяли посулы и обвинили не по суду, то на них доправить весь иск и все судебные пошлины втрое и сверх того пеню, какую сам государь назначит. Если дьяк, взявши посул, запишет дело не так, как было на суде, то на нем доправить половину против боярина, и сверх того посадить в тюрьму. Если подьячий без судьи и без дьяка что-либо запишет не так, как нужно по суду, то подвергается за это торговой казни – битью кнутом».
Чтобы избавить народ от насилий и неправд должностных лиц, решено было дать городским и сельским общинам прежнее право выбирать из своей среды доверенных лиц, «излюбленных людей», земских старост и целовальников (присяжных), которые должны были всегда присутствовать при судах наместников и волостелей и блюсти справедливость. При них обыкновенно был свой дьяк, который записывал все производство дела, а они скрепляли список своей печатью.
Выборные люди не только были при суде, но участвовали и в других делах общины. Опись имущества, раскладка податей, сбор их производились при участии «излюбленных» земских людей. Хозяйственные дела общин, наблюдение за порядком и тишиною (то есть полицейский надзор), предупреждение преступлений, поимка воров и разбойников – все это лежало на обязанности «выборных людей»: земских старост, сотских и десятских.
Важные судебные дела (уголовные) были в руках губных старост. Их избирали из детей боярских целым уездом. Уездом назывался город с волостями, а волость составляли несколько земледельческих сел с их землями. В городах и волостях по-прежнему были государевы наместники и волостели, которые по старине «кормились» за счет местного населения; но при выборных людях творить злоупотребления им было трудно: они могли судить без земских старост только служилых государевых людей. Город или волость могли даже и совсем не зависеть от государевых наместников в своих домашних делах, стоило лишь вносить в казну столько денег, сколько их шло на содержание наместника и волостеля.
Таким образом, юный царь и его советники думали совершить великое дело: наряду с государственным управлением создать еще земское самоуправление.
При таком строе сами общины ведались бы со своими делами, управлялись бы своими выборными властями под высшим наблюдением государевых чиновников.
Казалось, что при этом дело управления должно было бы улучшиться: выборные лица, земские люди лучше знали местные нужды, лучше могли соблюсти выгоды своей волости, чем заезжие московские наместники, а правительство избавлялось от множества мелких дел и беспрестанных жалоб на несправедливость чиновников.