Родная старина
Шрифт:
Жизнь в Сечи была очень проста. В каждом курене при атамане, который заведовал всем хозяйством, был повар с двумя или тремя мальчиками-помощниками. На столовые расходы собиралось с каждого казака по пяти рублей в год. В пище казаки были вовсе неприхотливы; ели саламату да тетерю: первая состояла из ржаной муки и варилась с водою густо; вторая же готовилась из муки и пшена жиже – на меду, квасу или рыбьей ухе. Эти кушанья подавались на стол в больших деревянных чашках, или ночовках, откуда все брали ложками. Особых тарелок не подавалось. Большая часть куренных казаков вполне довольствовалась этой пищей. Если же находилось в курене несколько охотников полакомиться
Более зажиточные казаки заводили свои дома в предместье, где почти все имели какие-либо промыслы: варили мед, пиво, брагу или занимались различными ремеслами.
Одежда казаков обыкновенно была тоже очень проста. Любили они щеголять хорошим оружием да конями… После хорошей поживы на войне запорожцы не прочь были рядиться и в красивые синие кунтуши, алые суконные шаровары и алые шапки с околышем из смушек [меха ягнят]… Головы себе и бороды выбривали, оставляя лишь клок волос (оселедец), да запускали длинные усы…
Никаких письменных законов или правил у запорожцев не существовало. Войсковой судья решал все дела по своему усмотрению, сообразуясь с обычаями и укоренившимися понятиями у казаков, а в трудных случаях совещался с кошевым, дидами (престарелыми казаками) и другими старшинами. Воровство, неплатеж долгов и убийство считались у них главными преступлениями. Несмотря на то что грабеж был делом привычным для запорожца – грабить позволялось лишь врагов; если же кто попадался в краже у своего товарища, или покупал заведомо украденное, или скрывал у себя, то подвергался суровому наказанию: виновного приковывали к столбу на площади; подле клали кий (палку), и все проходившие ругали осужденного и беспощадно били; если его не прощал пострадавший от его преступления, то его забивали до смерти. Если кто попадался второй раз в краже, то лишался жизни на виселице. Не плативший долгов должен был стоять на площади прикованный к пушке, пока заимодавец не получал от него или его друзей удовлетворения. Но особенно страшно было наказание за намеренное убийство: убийцу бросали в могилу, на него опускали гроб с телом убитого и засыпали землей!
Суровость запорожцев не знала границ; не знала их и неукротимая казацкая удаль; беспределен был и дикий разгул, которому отдавались запорожцы в досужее время…
В предместье Запорожской Сечи жили всякие мастера: кузнецы, слесари, портные, сапожники и др.; тут же и торговали всем, что нужно было казаку. Были бы только деньги у него, а то все можно было добыть, что требовалось для неприхотливой его жизни. А денег у запорожцев после всякого удачного похода было вдоволь, так что бессемейному и девать их было некуда. Гульба самая широкая и бесшабашная шла на Запорожье почти беспрерывно. Кутить и пить без конца считалось молодечеством. Поделив добычу меж собой, запорожцы предавались необузданному разгулу, пока не прокучивали всего до конца. Иные из них нанимали музыкантов и певцов и разгуливали с ними по улицам, а следом за ними носили ведра вина и меду. Всякого встречного поили наповал, а кто отказывался, того всячески бранили.
Сечевая рада. Диорама из музея Запорожской Сечи на острове Хортица
По воскресным и праздничным дням бывали в Сечи у казаков кулачные бои, и если кто во время драки нечаянно убивал другого, то взыскания за это не полагалось. Большие были охотники запорожцы до лихого пляса – казачка; любили послушать пение бандуристов. Песни о подвигах казацких, о турецкой и татарской неволе,
Таково было Запорожье, на которое со страхом и ненавистью смотрели поляки. Здесь вырастала и крепла казацкая сила, росла и вражда к панству: оно в понятиях казаков и народа отождествлялось с насилием, несправедливостью, горькой обидой…
Панский гнет в Литве и западнорусских областях, можно сказать, выдавил из несчастного народа казацкую силу, на беду для Речи Посполитой.
Царствование Алексея Михайловича (1645–1676)
Смуты в начале царствования
Только шестнадцать лет было Алексею, когда он вступил на престол (12 июня 1645 г.). Молодой царь напоминал отца добротой, мягкостью, отличался сердечностью, живостью ума, сильно привязывался к близким людям. Алексей по своему воспитанию был приготовлен к царскому делу, конечно, лучше отца; но, к несчастью, вступая на престол, он был еще слишком молод и потому не мог быть самостоятельным. Самым близким к нему сановником был его воспитатель, боярин Борис Иванович Морозов, состоявший при нем тринадцать лет безотлучно. Царь был к нему сердечно привязан, и Морозов в первые годы царствования Алексея был главным правителем государства. К сожалению, этот боярин, умный, понимавший нужды государства, не столько думал о благе его, сколько о своих личных выгодах. Это вызвало немало бед.
Тотчас по вступлении Алексея на престол было сделано несколько разумных распоряжений: королевич Вольдемар был отпущен с честью в Данию; освобожден и отпущен в Польшу Луба; велено было воеводам идти на Азов и таким образом нанести удар крымцам, которые снова стали делать нападения на московскую украину, – раньше русские ограничивались только обороной границ, а теперь переходили к наступательной войне; уже начаты были и переговоры с Польшей о союзе против крымцев и турок, и польский посол, русский родом и православный, громогласно прославлял в цветистой речи союз России с Польшей, которые, «как два кедра ливанские, созданы десницей Господа от единой крови славянской и от единого языка славянского народа».
Дела внешние, таким образом, шли недурно; но нельзя сказать того же о внутренней жизни, о положении народа, он страдал под тяжестью налогов, а тут, как нарочно, обрушились еще другие несчастия на Русскую землю: неурожай и падеж скота. Купечество было бедно; всем беднякам жилось плохо; терпел народ и от дурного правосудия.
В 1647 г. царь задумал жениться. По-прежнему собрали на смотр в Москву до двухсот девиц. Царь выбрал Евфимию Всеволожскую; но когда стали ее облачать в царскую одежду, то нарочно так крепко затянули ей волосы, что ей сделалось пред царем дурно. Простой обморок признали припадком падучей болезни. Вместо великой чести, которая ожидала Всеволожских, всю семью их постигла царская опала: они были обвинены в том, что скрыли болезнь царской невесты, и сосланы в Тюмень.
Царь после этого несколько времени сильно тосковал по своей невесте. Морозов всячески старался рассеять его, – устраивал охоты на медведей и волков… Чрез несколько времени Морозов дал возможность царю увидеть в Успенском соборе дочерей Милославского, которых уже раньше он расхваливал Алексею. Царю приглянулась одна из них – Мария Ильинична… В январе 1648 г. отпраздновали царскую свадьбу, а чрез десять дней Морозов, несмотря на свои преклонные годы, женился на другой дочери Милославского и таким образом породнился с царским домом.