Родная старина
Шрифт:
Застигнутые врасплох этим вопросом, монахи смолчали.
– Освященный собор православен ли? – продолжал Сергий.
– Прежде патриархи были православны, – отвечал Геронтий, – а теперь Бог весть, потому что живут в неволе, а российские архиереи православны!
Стены Соловецкого монастыря. Современный вид
– А соборное повеление, присланное с нами, православно ли? – допрашивал Сергий.
– Повеления соборного не хулим, – отвечали ему, – а новой веры
В челобитной, посланной царю от соловецкой братии, находим между прочим следующее:
«В новых книгах Никона вместо Исуса написано с приложением лишней буквы Иисус, что нам, грешным, страшно и помыслить. Милосердый государь! Помилуй нас, нищих своих богомольцев, не вели нарушать предание прародителей твоих и начальников наших, соловецких чудотворцев!»
Когда же из Москвы были присланы новые увещания, то соловецкие монахи повторяют то же самое и, говоря, что они готовы умереть за старину, прибавляют:
«Вели, государь, на нас свой царский меч прислать и от сего мятежного жития переселить нас на оное безмятежное житие».
После этого действительно оставалось только обнажить меч.
В 1668 г. под стенами Соловецкого монастыря явился небольшой отряд стрельцов… Со стен обители загремели пушки. Стены, построенные еще Филиппом, были крепки, на них стояло 90 пушек, запасов было много; в монастыре было человек пятьсот всякого люда, в том числе немало воровских казаков с Дону. Мятежники думали «отсидеться» и «отбиться» от царской рати.
Только через восемь лет после упорной обороны, 22 января 1676 г. удалось уже третьему воеводе взять монастырь приступом. Главнейшие мятежники были повешены.
С этой поры идет неустанная борьба правительства с расколом; усиливаются преследования, – растет и ревность «староверов»; они в своем невежественном ослеплении воображают себя мучениками за истину, потом распадаются и сами на разные толки; некоторые из них доходят до изуверства…
Восстание Разина
На Дону, как известно, обитало многочисленное казачество. Оно резко распадалось на «домовитых», настоящих казаков и «голутвенных», или «голытьбу». Последние представляли скопища всяких скитальцев и беглецов, искавших на «тихом» Дону вольного казацкого житья. Из них-то и составлялись шайки воровских казаков, ходивших на Волгу и другие торговые пути грабить купеческие караваны, «зипунов себе добывать», как выражались они. Для защиты от них приходилось посылать с купцами вооруженные отряды; для этой же цели служили построенные по Волге городки, т. е. небольшие крепости, население которых в старину состояло преимущественно из служилого люда и которые впоследствии разрослись в настоящие города; таковы были Самара, Саратов, Черный Яр, Царицын.
С конца XVI в., со времени закрепощения крестьян, число воровских казаков на Дону быстро растет; толпы беглого люда постоянно прибывают сюда. Усиление крепостничества в XVII в., обременение крестьян всякими повинностями и поборами, притеснения воевод, неправосудие – все это усиливает побеги и деревенских крестьян, и посадских людей. Деревни, села и целые посады пустеют. Служилые люди жалуются на безлюдье в своих поместьях, не могут отбывать воинской повинности, вконец разоряются… Начинается со стороны правительства усиленная ловля беглецов: они не могут даже по степной окраине осесться, им постоянно приходится скрываться, жить «вне закона», переходить с места на место, пробавляться «воровским промыслом». Разбои страшно усиливаются. Правительство то и дело что посылало воинские отряды да
Голытьба, собравшаяся в огромном числе по низовьям Дона, Волги и Яика (Урала), только и ждала себе смелого вождя, чтобы начать «лихие дела» в больших размерах. Такой вождь нашелся. Это был Стенька Разин.
Он был настоящим порождением буйной, разбойничьей вольницы. Силач, могучего сложения, с мрачным, грозным видом, Стенька невольно обращал на себя внимание каждого: в его правильном, но суровом лице и диком, проницательном взоре, в его решительных движениях, в голосе сразу чуялась железная, непреклонная воля. На толпу его вид и речь производили подавляющее впечатление: суеверный люд видел в нем какую-то темную, неотразимую силу, считал его колдуном. В его душе гнездилась ненасытная жажда зла; кровожадный и жестокий, он тешился муками своих жертв; ему необходимы были необычайные, сильные, страшные ощущения; сострадания он не знал… Необузданная воля не выносила ничего, что может сколько-нибудь сдерживать ее: совесть, честь, справедливость для него не существовали. Он всею силою своей души ненавидел все, что ограничивает и направляет деятельность человека: закон, государство, церковь; он был вполне представителем тех голутвенных казаков-разбойников, «удалых добрых молодцев», как называют они себя. В одной казацкой песне говорится:
У нас-то было, братцы, на тихом Дону,Породился удал добрый молодец,По имени Стенька Разин Тимофеевич;Во казачий круг Степанушка не хаживал, —Он с нами, казаками, думу не думывал, —Ходил, гулял Степанушка во царев кабак,Он думал крепку думушку с голытьбою!Судари мои, братцы, голь кабацкая,Поедем мы, братцы, на сине море гулять;Разобьем, братцы, басурмански корабли —Возьмем мы казны, сколько надобно!Степан Разин
Стенька с домовитыми казаками сойтись не мог: они верно исполняли царскую службу и соблюдали законность. Атаман их Корнилий Яковлев в Черкесске, уважаемый ими, сдерживал их от каких бы то ни было незаконных действий; зато тут же нашлось немало голытьбы, готовой идти за дерзким вожаком на какое угодно предприятие. Набрав себе шайку отчаянных казаков, Разин задумал было погулять по Азовскому морю, «пошарпать» турецкие берега, но Яковлев не допустил этого.
Тогда на нескольких стругах (легкие суда) Разин поднялся вверх по Дону и переволокся на Волгу… Скоро здесь заговорили о лихих разбойниках. Ватага Стеньки была разделена на сотни и десятки и управлялась по казацкому обычаю, а сам Разин был атаманом. На берегу Волги они заложили стан и поджидали добычу, – и недолго пришлось ждать. Шел по Волге целый караван судов с товаром, в сопровождении отряда стрельцов; но у Разина было уже с тысячу товарищей, готовых на все… Караван был остановлен, ограблен, хозяев Стенька приказал повесить на мачтах, других утопить, а простым стрельцам и рабочим он объявил: