Родные дети
Шрифт:
— И мой в марте, я ни разу не вспомнила за это время, — сказала Лина Павловна. — Это же скоро. Что подарить тебе, Катя, а?
— Ну вот, получается, что я напросилась, — покраснела Катя. И, чтобы перевести разговор на других, сказала: — А вот когда Тонин день рождения — совершенно неизвестно. Правда, можно придумать, — прибавила она вдруг.
А до конца все додумала Марина Петровна.
Сначала она посоветовалась с воспитателями. Потом собрала старших девочек, и то, что девочки услышали, им очень понравилось!
— Мы решили отмечать именины всех наших детей, — сообщила она, —
— Ой, как здорово! — обрадовалась Лена.
— И с нынешнего года она всегда будет отмечать этот день, всю свою жизнь. Будем считать, что именно в этот день ей минет десять лет. О Зиночке мы уже знаем — она родилась в августе, а Надя, говорил ее старший брат, — в июле. Мы сможем их день праздновать вместе. А вместе с Тониным мы устроим и именины Кати, ты ведь в марте родилась. Согласны, девочки? И как раз на каникулах.
Девочки были в восторге, они визжали, вскакивали с мест. Лишь Катя очень покраснела и сказала:
— Да и Лина Павловна именинница. На следующий день после меня.
— А-а, — протянула Марина Павловна и так поглядела на Лину Павловну, словно поймала ее на горячем. — О себе она промолчала! Хорошо! Будет у нас три именинницы и пироги трех сортов!
Это разве педсовет? Обсуждали, какие подарки приготовить, какие платья сшить, какие пироги испечь, кого приглашать в гости.
— Я не буду вести протокол, я просто все по-хозяйски запишу! — сказала Лина, секретарь педсовета.
— Нет, обязательно давайте голосовать! Я, например, за пироги с яблоками! — залилась смехом Машенька.
— Девочки, не шалите, — остановила их Марина Петровна, но ей и самой было весело смотреть на них. И Машенька, и Лина с таким пылом спорили с Еленой Ивановной, надевать ли именинницам что-то отличающееся от других, или нет; с Ниной Иосифовной — что готовить на обед; и так волновались, чтобы кого случайно не пропустить в списке гостей, что на них нельзя было смотреть без улыбки. Потом Машенька вдруг посерьезнела и сказала почти торжественно:
— А прием в пионеры должен быть необычным. Я уже все обдумала!
Конечно, «старые соратники» — Ольга Демидовна, София Мироновна, другие опытные воспитатели — были крепкой опорой во всей работе, но иногда Марина Петровна думала, что в доме чего-то не хватало бы без этих девочек с их юной пылкостью. Она вспоминала слова своего учителя, замечательного педагога Антона Семеновича Макаренко, о том, как надо умело подбирать педколлектив, что рядом с опытными, до педантизма точными педагогами обязательно должна быть молодежь, горячая, увлеченная, пусть с ошибками в работе, но с мечтами, нерешенными вопросами, спорами, которая сама еще учится у старших, но с которой дети чувствуют себя свободнее, проще, легче — они же почти ровесники, и в которую дети немного влюблены, пытаются подражать.
Именно так было в доме с Машенькой и Линой. Марика Петровна незаметно для них много занималась и их воспитанием. «Мои дочки», — любовно думала она, и ей хотелось передать им весь свой опыт, свое педагогическое умение.
И сейчас, после «веселого педсовета», они обе спокойненько устроились на диване.
— Мы немного с вами побудем! — заявила Машенька.
— Может, Марина Петровна устала и хочет отдохнуть? — заметила Лина.
— Сидите, сидите, я тут еще на столе немного бумаги в порядок приведу.
— Я люблю наши педсоветы, — сказала Машенька, — так интересно всегда. И всегда не похоже на педсоветы!
— А на что же? — улыбнулась Марина Петровна.
— Это просто наша жизнь. Даже когда мы не к именинам готовимся, а воспитательные планы обсуждаем.
— Так это же и есть планы нашей жизни, — несмело сказала Лина. — Я сначала не мечтала быть педагогом, а теперь вижу, что это — самое интересное в жизни.
— Конечно! — подхватила Машенька. — А вы, Марина Петровна, вы мечтали быть именно педагогом?
— Да, девочки, очень мечтала. — Марина Петровна присела рядом с ними. — Можно сказать, с раннего детства. Моя мать была учительницей церковно-приходской школы в детском приюте. Вы и представить себе не можете, что это такое. Несколько десятков никому не нужных сирот, которые должны были в свободное от школы время работать на пекарне, делать все по хозяйству, отрабатывая в мастерских, петь в церковном хоре. Кто их только ни учил пинками и подзатыльниками! И только учительница, моя мама, их любила, лечила, ласкала и хотела вывести в люди. С какими невероятными усилиями доставала она для них стипендии то в духовном училище, то в ремесленном и как горько плакала, когда ее хлопоты разбивались, как волны о каменный берег. Даже для того, чтобы устроить хотя бы бедненькую елку, приходилось кланяться всем попечителям и госпожам-благотворительницам.
Я еще маленькой мечтала: вырасту — буду учить детей, и жить они будут совсем-совсем иначе, «даже приютом не назову», говорила я маме. Когда началась революция, мне шел тринадцатый год. И вот, вместо старых школ, приютов большевики начали организовывать трудовые школы! Вы не представляете, каким открытием, какой радостью было это для матери и для меня! Новые принципы воспитания, стремление к всеобщей грамотности! Мама с первых дней стала активным организатором новой школы, уже немолодой она вступила в Коммунистическую партию. Она говорила: «У нас, в новой жизни, воспитание детей — это и есть строительство коммунизма».
И мне хотелось скорее вырасти, получить высшее образование и своей педагогической работой тоже помогать осуществлению коммунизма, оправдать звание комсомолки, а потом — члена партии. Я помню, какими мы были увлеченными студентами факультета социального воспитания, я оказалась в первом выпуске этого нового факультета, и никто из нас не боялся, наоборот, мечтал, чтобы его послали в село, на Донбасс, в Запорожье, чтобы проводить в жизнь то, чему нас учили не менее увлеченные новыми идеями профессора. А мне очень повезло, я поехала работать в колонию имени Горького к Антону Семеновичу Макаренко, и это мне дало еще больше, чем институт. Сейчас вам намного легче. А тогда было столько экспериментов, столько проблем возникало на каждом шагу!