Родные дети
Шрифт:
Горячая работа началась весной.
Катя никому не говорила, но мечтала, чтобы этот сад хоть немного напоминал тот далекий прежний сад возле школы, который посадил ее отец. Она вспоминала: и там много мальчишек и девочек — школьников работали в саду.
Она никому об этом не говорила. Может быть, она и не помнила хорошо, как там было, но ей так хотелось, чтобы и тут поскорее стало густо-густо, зелено-зелено. Чтобы высоко-высоко выросли каштаны и тополя и чтобы молодые дубки, посаженные ею вместе с Леней и Ваней, стали крепкими деревьями, а яблони и
...И чтобы было много-много цветов...
«Цветы расцветают — земля улыбается», — пела когда-то мама. И каких только веселых улыбок не было в том саду около школы! И розы, и маки, и белые лилии, и множество разнообразных пышных георгин.
С ранней весны до поздней осени школа была словно огромный букет. Она, Катя, всегда бегала в веночке, и мама вплетала цветы в косы.
— Русалочки вы мои, лесовички, — смеялся папа.
В первое лето яблони, груши, дубки, посаженные детьми в саду детского дома, были еще тоненькими, слабенькими. Это были еще «деревья-дети», как сказала Тоня, а Светланка добавила: «Они еще в малышовой группе».
Той же весной посеяли и посадили множество цветов. С какой радостью все дети бегали в сад, их собственный сад!
У каждого звена была своя клумба. Даже дошкольники, «малышата», как все их звали, под присмотром старших детей и воспитательниц копались в земле.
С первым весенним теплом начали цвести цветы — сначала весенние, а потом и летние, и осенние.
Странно! Все годы Катя никогда не вспоминала ни о саде, ни о цветах в нем.
А теперь каждый цветок, распускавшийся на клумбе, напоминал ей далекое детство.
— Ты помнишь Ясика? — вдруг спросила она Леню, глядя на малышей, копавшихся на своей грядке. — Он был с нами в Аушвице.
Ваня закивал головой, а Леня спросил:
— Сначала с бабусей, а потом один?
— Да, маленький, синеглазый такой. Куда он исчез? Так никто и не знает... — задумчиво сказала Катя. — Помнишь, Лина Павловна рассказывала Галине Алексеевне, что видела какого-то Ганса. Может это и был Ясик?
— А почему ты вспомнила его?
— Давно, до войны еще, они жили рядом с нами. Его мама, тетя Оля, была маминой подругой. Ясик всегда крутился в нашем саду... Тогда не только Ясик пропал, а еще много маленьких детей. Ты ведь знаешь, на Урале Галина Алексеевна встретилась с тетей Олей. Тетя Оля была тяжело ранена. Она и сейчас лежит в санатории под Москвой. Ее разыскали. А дядя Гриша, ее муж, погиб.
— Ты писала ей? — спросил Леня.
—Нет. Мы решили не писать. Пока не найдут Ясика.
Катя задумалась.
— Наши семьи были очень дружны... — продолжала она после минутного молчания. — Когда я родилась, папа посадил елочку, а когда Ясик — ясенек. Елочка была уже большой... Но они сгорели, и елочка, и ясенек. Сгорело все село. Как бы я хотела, чтобы Ясик был жив. Чтобы его спасли, как нас... Чтобы мы когда-нибудь встретились...
— Вы могли бы и не узнать друг друга. Может, ему и на самом деле поменяли и имя, и фамилию.
Вдруг Ваня начал разводить
— Он умер? Ты думаешь, что он умер и его закопали? — спросила она.
Но Ваня качал головой и показывал руками, как садят дерево.
— Посадить дерево в память о Ясике? — спросила Катя.
И Ваня закивал — да, да, посадить дерево.
— Если оно примется — значит, он жив, — сказала многозначительно Катя. — Только не говорите никому, ладно, мальчики? Мы посадим тут ясенек.
Они посадили за «плантацией табака» маленький ясенек не в ту пору, когда сажают деревья, и никому об этом не сказали.
«Плантацией табака» Катя и мальчики с гордостью называли небольшую грядку с табаком. Леня посадил там еще елочку. Он не сказал, почему именно елочку. Вначале Катя покраснела, но потом, умея обо всем говорить прямо в глаза, сказала:
— Тогда нужно не только елочку, а еще и твое и Ванино дерево. Я бы хотела клен и дуб — когда все они вырастут, будет так красиво!
Вот так, по секрету от всех, в конце сада над оврагом они посадили эти четыре деревца, и, к огромной радости, деревца эти принялись.
Леня, как и Катя, учился отлично по всем предметам. Когда их детскому дому выделили одно место в школе с английским языком обучения, неудивительно, что Марина Петровна и все педагоги сразу же подумали о Лене. А сам Леня никак не мог решить — радоваться ему или нет. Он искал глазами взгляд Кати — как она отнесется к этому. Конечно же, он был горд, что выбор пал на него.
— Он будет дипломатом, — сказала Лина Павловна, — будет ездить на международные ассамблеи и там выступать против англо-американских поджигателей войны.
— Правда? — серьезно спросила Зина. — Ой, Ленечка, какой ты умный!..
Все рассмеялись, а Катя сказала:
— Нет, правда, это очень интересно. Я уверена, ты будешь хорошо учиться, знать языки и пойдешь на дипломатический.
Леня обрадовался, но тут же с укором посмотрел на нее. Неужели Кате все равно, останется он в доме или будет где-то в другом месте? А Катя, как обычно, спокойно сказала при всех:
— Конечно же, мне без тебя будет грустно, я привыкла везде работать вместе с тобой. Ты обязательно приходи каждое воскресенье. Не забывай нас там, в своей школе.
Больше других переживал Ваня большой. Он теперь не отходил от Кати. Его учила отдельно Лина Павловна. Она водила его и к врачу-логопеду, и в школу глухонемых. Но ведь он не был глухим! Врач-логопед помочь не смог — Ваня так и не заговорил. Лучше остальных его понимала Лина Павловна и Катя. Катя терпеливо, как никто из детей, разговаривала с ним. Она рассказывала ему все то, чему учили в школе, диктовала те же диктанты, и Ваня писал и решал задачи не хуже других. Да, Катя всегда была занята, ей не надо было напоминать — сделай то, сделай это. На нее можно было положиться, потому что она ко всему относилась сознательно и ответственно. Знали об этом и дети, и воспитатели.