Родные дети
Шрифт:
Катя подошла к Марине Петровне и робко взяла ее за руку. Ей казалось, что это очень неблагодарно, нехорошо с ее, Катиной, стороны. Катя заглянула Марине Петровне в глаза и почувствовала — та понимала все.
— Я ведь не могу оставить папу одного, правда?.. Он столько пережил... — сказала она. — Вы знаете, как я вас люблю и всех-всех детей. Мне будет очень грустно без вас, — нахмурила она брови. — Мне тяжело будет узнать, что меня забудут. А я, я всегда буду помнить вас и все, все. И если разрешите, я буду приезжать к вам в гости. Может быть, вы
Накануне отъезда случилось чрезвычайное происшествие. Только подумать — из-за чашки!
Лёне, Ване большому и Борису, с которым так много возилась Катя, очень хотелось что-нибудь подарить Кате на память. Они долго советовались, потом считали какие-то деньги. Затем Леня побежал к Леночке и что-то ей шептал.
Леночка съездила в город и привезла ребятам небольшой сверточек. Леня осторожно развязал его. Там была чашка.
— Красотища! — воскликнул он. — Ваня, Борис! Это как раз для Кати! Леночка, как мы тебе благодарны, как хорошо, что ты именно эту чашку выбрала.
Чашка и в самом деле была очень красивой, в форме пиалы, темно-синяя с золотыми звездочками. Очень красивая.
— Вот молодцы мальчики, а мы и не догадались, — сказали с сожалением Ася и Роза.
Дети прибежали посмотреть на чудесную чашку. А Ваня большой все время со страхом следил, чтобы, чего доброго, не разбили, и делал предостерегающие движения руками.
— Катя! Катя идет! — закричали Тоня и Зина.
— Осторожно! — строго сказал Борис.
Катя вбежала в комнату, и в это время — о, ужас! — кто-то толкнул Бориса: он ухватился за полочку, на которой стояла чашка, полочка зашаталась и...
— Чашка! Чашка! — вдруг в отчаянии закричал Ваня большой. — Катина чашка разбилась!
Чашка и в самом деле разбилась на мелкие кусочки, но никто уже не обратил на это внимания. Все изумленно смотрели на Ваню большого, который вдруг так неожиданно заговорил. Катя схватила его за руки, Леночка, волнуясь, обняла его.
— Ваня! Ванечка! Милый!
— Катя! Мы же хотели тебе на память чашку подарить, — говорил Ваня.
Он мог все, все сказать!
— Марина Петровна! Лина Павловна! Ваня заговорил! — кричали дети и в возбуждении побежали рассказать об этой радости всем!
— Как я счастлива! Как я счастлива! — повторяла Катя.
А Елена Ивановна безапелляционно заявила:
— Мне еще в детстве говорили: когда посуда бьется — это к счастью.
Но дети засмеялись, и она даже слегка обиделась.
— Он с перепугу заговорил, — уверенно сказала Нина Осиповна.
И, конечно же, никому не было жалко разбитой чашки, и каждый хотел, чтобы именно ему Ваня сказал хоть одно слово.
А он сам, герой вечера, держал Катю за руку и не верил своему счастью. Он говорил, сияя:
— Все-таки жалко, такая красивая чашка. Но ты и так не забудешь нас, правда, Катя?
* * *
Катя
— Не забывайте меня, — сказала Катя Лене и Ване.
Они втроем постояли молча.
Война, концлагерь, карцеры, бомбардировки, спасение, родной дом, сад — все это они перенесли вместе.
— Мы всегда будем вместе, — сказала Катя, — где бы ни были. В Советском Союзе все вместе и все близко. А вы самые-самые родные. Пишите мне, пишите обо всем!
Вечером приехала машина с двумя боевыми товарищами Романа Денисовича, чтобы отвезти Катю с отцом на вокзал. Они ехали в Москву, а оттуда в свою Белоруссию. И удивительно — никому не казалось, что Катя уезжает насовсем, разлучается с ними надолго.
— Я приеду летом, — пообещала она уверенно. — И буду часто писать, и вы все мне пишите. Тонька! Не вешай нос. Присылай мне все стихи! Мичуринцы! Не забудьте в апреле высадить клубни лилий, а розы рано не раскрывайте! Привет Петру Петровичу! Когда я окончу школу, я к нему приеду в Киев, у него буду учиться. До свидания, дорогие мои! До свидания!
ФАМИЛИИ НЕТ
«Я умоляю вас, найдите мою дочь Настю. Она где-то в английской зоне. У вас, наверное, есть возможность поискать ее по детским приютам. Помогите мне вернуть ее...»
«Два наших сына Гунар и Петер остались в детском приюте в англо-американской зоне. Их вывезли из Латвии в 44-м году. Мы, советские граждане, просим вернуть их на родину, в Советскую Латвию...»
«Посылаю вам копию метрического свидетельства, из которого видно, что Толя действительно мой сын. Нас разлучили в концлагере в 1945 году. Как же мне доказать, что это мой сын, а я его мать, потеряла на войне мужа, сама я прошла через фашистскую каторгу и нацистские лагеря смерти, выдержала все фашистские муки и истязания, но живу, живу на своей родной Советской Родине и хочу вернуть к себе свою единственную радость, своего сына — и мне надо доказать, что я, на самом деле я — его мать!..»
«Мы пишем вам от имени матери — партизанки Отечественной войны, которая уже пять лет лежит после тяжелого ранения в постели. Ее сына Яна (Ясика) вывезли в 1943 году в Германию вместе со старой матерью, которая погибла там в душегубке концлагеря. Мальчика перевезли вместе с другими советскими детьми из концлагеря Аушвиц в Путулиц, а потом на запад с надзирательницей фрау Фогель. В этом вопиющем деле принимал участие профессор Хопперт. Известно, что мальчику изменили имя на Ганс. Вместе с ним была советская девочка Лида, которую стали называть Линдой. Ясик 1940 года рождения — посылаем его детскую фотографию и фотографию его родителей.